Беседы с Оскаром Уайльдом - [8]

* * *

Ну, естественно, я уверен, что это было ужасным испытанием для вас. И это было совсем не то, ради чего вы приехали?

На самом деле это было полезной подготовкой, во время которой я научился обращаться с прессой. Но вы правы — я приехал читать лекции, и хотите верьте, хотите нет, но я собирался продемонстрировать серьезность моих намерений. Это и было то противоядие, которым я надеялся развеять уже сложившееся ложное представление обо мне и таким образом избавиться от дурацкого клоунского образа меня, представленного в «Пейшенс». Поэтому я читал лекции о том, что назвал новым Ренессансом английского искусства, и о его истоках в двухтысячелетней истории европейской культуры. Это было совсем не то, чего они ждали, — они думали, что будет что-то вроде сольного мюзик-холла, — но для меня это стало отличным примером того неоспоримого факта, что у нас с Америкой все общее, кроме, разумеется, цивилизации. Эта нация находится в постоянной спешке, у нее отсутствует психологическая предрасположенность к поэзии и романтике: только представьте себе Ромео и Джульетту в постоянном беспокойстве насчет поездов и обратных билетов. Практичных американцев интересовало совсем другое — что им делать с собственными предметами искусства и кустарными вещицами и как украшать свои дома. Так что я покончил с историей искусства ради дизайна интерьеров и сразу же добился успеха.

* * *

Обычно вы не шли на компромиссы.

Я предпочитаю думать об этом как о временной победе практицизма в моей натуре, в результате которой в самых дальних углах Америки захотели узнать мое мнение почти обо всем. Мое лекционное турне растянулось на год вместо первоначальных шести месяцев. Я читал лекции об ирландских поэтах в Сан-Франциско в Калифорнии, которая была похожа на Италию, только без итальянского искусства. Я выступал перед шахтерами серебряных рудников Лидвилла с рассказом о флорентийском чеканщике Челлини, и меня упрекнули, что я не привез его с собой. Когда я объяснил, что он в некотором смысле умер, они напрямик спросили меня, кто его застрелил. Я начал восхищаться американцами за их живительную открытость и странное обаяние, а они с тех пор обеспечили мне серьезный задел эпиграмм — зачастую, надо сказать, к их выгоде. Мой американский лекционный тур открыл мне глаза на значение искусства как облагораживающего фактора в жизни, что я не преминул отразить в моих лекциях.

Почти респектабельный

Уайльд возвратился в Лондон в конце 1882 года, проведя в Америке целый год. Он вернулся опытным лектором и стал на 6000 долларов богаче (100 000 фунтов или 190 000 долларов в пересчете на сегодняшний курс). В его отсутствие английская пресса, как он с удовольствием узнал, широко освещала его американские культурные похождения, и он немедленно воспользовался этим, осуществив аналогичный лекционный тур уже на родной земле: «Личные впечатления об Америке», «Одежда» и «Значение искусства в современной жизни». В 1884 году Уайльд женился и на протяжении двух лет, начиная с 1887 года, был главным редактором ежемесячного журнала «Женский мир», который обеспечил молодой семье стабильный доход.

* * *

Существует довольно много фотографий, сделанных в начале вашего американского турне, которые, как мне кажется, накрепко определили ваш образ с тех пор — длинные волосы, меховое пальто, бархатный пиджак и бриджи. Эстет и денди до кончиков ногтей. Вам самому нравится, что мы до сих пор воспринимаем вас в этом образе?

(Смеется.) Ну-ну, осмелюсь сказать, что это наибольшее приближение к Дориану Грею, хотя бы и исключительно в восприятии публики. Я всегда говорил, что сделаю что угодно, чтобы вернуть молодость, вот только не буду заниматься спортом и вставать рано и не стану респектабельным, но фотографии, кажется, позаботились об этом за меня. Хотя в действительности после возвращения я уже был готов ко всему тому, что было присуще Оскару Уайльду первого периода его жизни, так что я постриг волосы, оделся, как подобает любому хорошо одетому человеку этого времени, и перешел во второй период жизни. Здесь большее значение имели слова, чем образы. По своему опыту могу сказать, что денди имеют время только на то, чтобы быть денди, а я был настроен добиться литературного успеха. Поэтому я отправился в Париж на несколько месяцев, чтобы написать пьесу, которая была мне заказана, еще когда я был в Америке. Когда она была закончена, актриса отвергла ее. Я должен признать, что эта пьеса была не лучшим моим творением, но прошло еще восемь лет, прежде чем я собрался с силами написать следующую. Я вернулся в Лондон и начал ездить по Британии, читая лекции об Америке, искусстве и одежде. Это было однообразное, утомительное и, не считая полученных денег, совершенно неблагодарное занятие — цивилизовать провинцию таким образом.

* * *

Вы любили говорить, что писательство, в отличие от журналистики и работы обозревателя, требует досуга и свободы от низменной заботы о деньгах, — так что никаких голодных драматургов, мерзнущих на чердаке, никакой богемной жизни?

Конечно нет. Лучшие произведения всегда создаются теми, кто не зависит от них как от источника хлеба насущного, а высший вид литературы, поэзия, вообще не приносит своему создателю никакого дохода. Так что я не мог заниматься никакой настоящей литературной работой, прыгая с одной железнодорожной станции на другую. И вдруг, совершенно неожиданно, вся моя жизнь изменилась. Я приехал с лекцией в Дублин и решил, что влюблен в девушку, с которой познакомился еще до отъезда в Америку. Это была Констанс Ллойд, серьезная, изящная, хрупкая Артемида с фиалковыми глазами, с завитками густых каштановых волос, под тяжестью которых ее головка клонилась как цветок. Ее чудесные белые ручки извлекали из фортепьяно музыку столь сладостную, что птицы переставали петь, чтобы послушать ее.