Беседа вечером у гардероба - [19]

Девушка, попав в его холостяцкую квартиру, необжитую и тоскливую, сразу изменилась. Из робкой, дрожащей и растерянной превратилась в быструю, уверенную красавицу.

Не слушая возражений, она сразу принялась за уборку квартиры и перестановку убогой Пашиной мебели. Через час квартиру невозможно было узнать: она блестела чистотой и напоминала уютное пристанище необычайно талантливого дизайнера.

А затем девушка совершила еще одно чудо: из малосъедобных, обычных продуктов, хранящихся среди кухонного инвентаря, приготовила великолепно сервированный и необычайно вкусный ужин.

Павел Николаевич разомлел от прекрасного ужина, уюта и очаровательной милой девушки. Он, никогда ранее не нарушавший железный принцип холостяка – не оставлять надолго в своем доме женщину – решил на этот раз его нарушить.

Но Ева – так звали девушку – и сама совсем не собиралась покидать одинокого холостяка. Павел Николаевич вначале от этого немного растерялся, затем решил, что утро вечера мудренее, и с удовольствием упал в нежные объятья.

А утром, открыв глаза, он никого рядом не увидел, и первой его мыслью было: «Обокрали».

Но он ошибся: его ждала чистая ванна, свежевыстиранное и отглаженное белье и, как вскоре обнаружилось, не менее аппетитный завтрак.

Весь день на работе Павел Николаевич решал для себя сложный вопрос. Девушка ему очень нравилась, если уже не больше. Правда, он ничего о ней не знал. Она была необычайно красива и обаятельна, но женитьба… ведь это что-то ужасное. Так и не примяв за весь день решения, он в очередной раз сдался:

«Поживем – увидим».

А Ева вела себя так, будто всю свою жизнь жила с Павлом Николаевичем: прекрасно вела его скромное хозяйство, готовила, стирала, прибиралась, обихаживала его самого. Для нее, казалось, не было выше счастья, чем постоянно угождать ему.

Не однажды он пытался выяснить, где она работает и чем вообще занимается в своей жизни. На это он получал откровенно удивленные ответы:

«Как, где работаю? У тебя, конечно. Как, чем занимаюсь? Украшаю и облегчаю тебе жизнь. И разве ты сам не хочешь этого?» Перед такой прямотой Павел Николаевич смущался и бормотал: «Да-да, конечно, всегда мечтал». И у него пропадала охота к дальнейшим расспросам. Ну, живет, никому не мешает, ничего плохого не делает, пусть и дальше живет.

Со временем Павел Николаевич стал появляться с ней на людях, чем, кстати, произвел сенсацию. В театрах, куда они тоже стали ходить, мужчины теперь не смотрели на сцену; акробатически выкручивая шеи, они пытались подольше задержать свои взгляды на очаровательной спутнице угрюмого Паши. А когда они садились в такси, водители пытались ездить, так сказать, вперед затылком.

Образовалось множество приятных знакомств, и даже руководящие люди стали приглашать Павла Николаевича на чай и в баньки.

Многие старались завести с ним дружбу.

Пошли первые гости. За Евой поволоклись мужчины, и это не укрылось от бдительного ока Павла Николаевича. Но Ева, однажды отправив в глубокий нокаут слишком настойчивого почитателя, навсегда потушила огонек ревности в душе своего хозяина.

Кстати, именно так она почти с самого начала звала Павла Николаевича, несмотря на его горячие и настойчивые протесты. И если не считать этих мелочей, можно сказать, что жизнь у Павла Николаевича вытекла из темной тоскливой заводи на светлую и прекрасную равнину любви и счастья.

Он уже несколько раз заговаривал о женитьбе, но Ева глядела на него удивленно и говорила что-то странное: ей, мол, это запрещено. На вопрос, кем же запрещено, отвечала, что не знает.

Надо сказать, что наш влюбленный, когда с его глаз немного опала пелена первой страсти, стал замечать за своей любимой совсем уж странные вещи.

Так, например, она почти ничего не ела, разве что по его настойчивой просьбе. Никогда не уставала, всегда была веселой и свежей. Не пользуясь парфюмами, постоянно источала тонкий аромат самых модных духов. А однажды он, проснувшись поутру, увидел Еву обнаженной у зеркала. Она расчесывала свои светлые кудри.

В этом для него не было ничего необычного, за исключением одной детали. В зеркальном отражении ее милого животика он не обнаружил… пупка.

Подумав, что это с зеркалом неладно, он нежно позвал ее. Ева повернулась и… Живот ее был гладок, пупок отсутствовал.

Потом он долго пытался выяснить у нее, куда он делся? Ева опять смотрела на него удивленными глазами и отвечала жалобно, что пупка у нее никогда не было и быть не могло. И что никто ее не рожал, что таких, как она, просто создают.

Как создают и кто – она не знает. А затем жалобно попросила не мучить ее больше. Если она его не устраивает, она уйдет, лишь бы он не волновался, не терзал себя и ее тоже.

Павел Николаевич, взбешенный всеми этими недомолвками и идиотскими загадками, в сердцах крикнул:

– Катись на все четыре стороны! Только ведьмы мне в доме не хватало!

Ева вмиг оделась, хлопнула дверью и исчезла.

Павел Николаевич еще походил немного по комнате, попыхтел, а затем, предположив, что Ева где-то во дворе пережидает его вспышку, оделся и не спеша вышел на улицу.

Улица и двор были пусты. Пустым был и этот день, и следующий, и эта педеля и все другие.