Берлинская жара - [48]

— Ничего не поделаешь, — развел руками Керстен.

— Вот что я вам скажу, дорогой доктор. — Гесслиц вздохнул. — Я не сумасшедший и не собираюсь вас вербовать. Разумеется, ни при каких обстоятельствах полученные мной сведения о ваших контактах в Стокгольме не будут переданы ни Ламмерсу, ни Борману. Тем более информация об освобожденных вами людях. И лишь по одной причине. Поверьте, мы, не раздумывая, сдали бы это все в аппарат фюрера, в зубах бы Борману доставили, лишь бы отправить Гиммлера на виселицу, если бы не знали, что следом за ним туда отправитесь и вы.

Гесслиц порвал фотографии и бросил их в воду. Он уже ковылял к своей машине, когда его остановил голос Керстена.

— Постойте, — неуверенно сказал доктор. — Не знаю, полезна ли вам эта информация, но в Берлине есть врач, который пользует кое-кого из крупных физиков, имеющих отношение к интересующей вас теме. Его зовут Рихард Зееблатт. Он большой любитель светской жизни и часто бывает на приемах у известных актрис. Например, у Чеховой. Возьмите на заметку и Освальда Маре. Он работал с Хайдеггером во Фрайбургском университете и, по моим сведениям, сохраняет дружеские отношения то ли с фон Лауэ, то ли с Ганом — словом, с кем-то из первых лиц проекта. Больше я ничего не знаю.

— Благодарю вас, — сказал Гесслиц и добавил: — Вы сильно рискуете, доктор.

Не повернув головы, Керстен ответил:

— Вы тоже.

Гесслиц уезжал не с пустыми руками. Он получил два имени и фразу «Там решение всех проблем», брошенную Гиммлером по поводу своего доклада Гитлеру. Это был хороший улов.

Берлин, Кёпеникерштрассе, Херрен-клуб, 29 июня

Начальник крипо, группенфюрер Артур Небе не любил своего ближайшего коллегу Генриха Мюллера за то, что к тому опасно было повернуться спиной. А Мюллер, со своей стороны, презирал Небе, считая его слабым профессионалом и выскочкой. И при этом они держались друг с другом как старые, добрые друзья, которым есть что вспомнить.

В некогда популярном «Херрен-клубе», за годы войны подрастерявшем аристократический лоск, по-прежнему подавали омаров — правда, мороженых — и приличное французское вино — правда, не самых лучших урожайных лет. С посетителями тоже произошла перемена: их стало меньше, а те, что заглядывали на огонек, частенько напивались, били посуду, блевали на ковры и грозились перестрелять персонал. В сущности, «Херрен-клуб» незаметно превратился в обыкновенный офицерский кабак.

Тем не менее из жизненного распорядка Мюллера не выпало ежемесячное посещение этого заведения с намерением выпить мюнхенского пива и съесть пару-другую баварских сарделек с кислой капустой, которую готовил повар, лет пять назад выписанный им лично из Бамберга. Именно сюда время от времени он приглашал некоторых своих коллег, когда хотел побеседовать в неформальной обстановке. Во всех других случаях, кроме семьи и любовницы, Мюллер, будучи фатальным трудоголиком, покидал свой кабинет на Принц-Альбрехт-Штрассе лишь по служебной необходимости.

— Нет, правда, Артур, я рад, что и тебя привлекли к работе с физиками. — Мюллер сидел в той же деловой позе, какую обычно принимал за рабочим столом, положив на него локти и сцепив свои огромные ладони в замок, и ждал, когда принесут пиво. Они с Небе разместились в просторном кабинете на верхнем ярусе, открытом в общий зал таким образом, чтобы, обедая или ужиная, можно было незаметно наблюдать за посетителями.

— Мы с тобой поладим, — подмигнул Мюллер. — Не первый год вместе. Но ты должен понимать, что нам отведена всего лишь охранная функция. А также, что подключение крипо к этому делу — это часть интриги Шелленберга против гестапо, то есть против меня. Приказ рейхсфюрера не подлежит обсуждению, кто спорит? Но мы можем его осмыслить, не так ли, Артур? Хотя бы затем, чтобы уяснить: в какое болото нас втягивает свежеиспеченный оберфюрер?

В дверях возник официант. Секунду помедлив на пороге, он осторожно приблизился к сидевшим и, согнувшись, выставил с подноса на стол две кружки пива.

Мюллер взял свою кружку, в три глотка осушил ее и тотчас заказал свежую.

— Первый глоток, Артур, а? Первый глоток, — крякнул от удовольствия Мюллер. — Что может быть лучше?.. Ну, а ты? Что же ты?

— Жду, когда осядет пена, — объяснил Небе.

— Ничего вы, пруссаки, не понимаете. — Мюллер салфеткой вытер губы. — В Баварии пиво без пены приравнивают к моче. Его выливают в сточную канаву. А вы — пьете.

На худощавом лице Небе с приплюснутым, боксерским носом и несчищаемой синевой на подбородке обозначилась дежурная улыбка. Он предпочел бы коньяк или, на худой конец, вина, но здесь подавали пиво. К тому, что говорил Мюллер, Небе прислушивался настороженно, он давно чувствовал себя обойденным вниманием высшей власти, однако, чем дальше, тем меньше хотел оказаться с ней на одной жердочке.

— Это серьезное дело, — продолжил Мюллер. — Куда как серьезнее, чем та же «Цитадель», которую мы, скорее всего, провалим. — Тяжелый глаз шефа гестапо испытующе впился в Небе. — Не волнуйся, тут нет прослушки, поэтому можно не трещать. Фюрер рассчитывает на чудо-оружие — это единственный шанс вытянуть войну, если не получится договориться с англосаксами. Но будет ли оно? И главное — когда? Тут такие ставки, Артур, что лучше знать их до того, как они будут сделаны. Поэтому нам надо держаться вместе.