Берлинская лазурь - [40]

– Могу себе представить.

– У вас тоже есть кочевники?

– Нет, но бывает, что наши молодые девушки тоже попадают в неприятные ситуации. И редко выпутываются без последствий.

Эя помотала головой, а затем подошла и нежно погладила ствол огромного дерева.

– Со мной ничего не случилось, а вот с ними… – по ее щеке скатилась крупная голубоватая слеза, – и в этом моя вина. В тот вечер кочевники подвели меня к своему огню. Нет, он был сложен из кусочков обычных пустынных деревьев и пучков горных трав. Даже самый ужасный разбойник не решился бы сжигать тела наших женщин в непосредственной близости от города. А потом их женщина взяла меня за руку, повела в центр их круга и стала кружить. Снова раздался тот звук (они сказали, что это называется музыка). Он ласкал слух, и я тоже начала потихоньку кружить вместе с женщиной. Это они называли танцем. Это было приятно. Похоже на рассказы старших о времени, когда беременеешь, оседаешь и соки земли наполняют тело. Только в тот момент действовали явно не соки земли. Скорее, воздуха, или огня, или не знаю, чего-то еще. Так прошло, казалось, много часов, и потом, совсем выбившись из сил, я присела возле мужчины, издающего музыку. Он отложил инструмент и аккуратно приобнял меня, поглаживая и изучая мои выпуклости и впадины, осторожно трогая мои суставы. Почему-то я знала – он не причинит мне вреда. Он рассказал, что сделал инструмент из найденной веткоруки, когда-то давно оторванной и унесенной ураганом. Хотя я не спрашивала, боялась спросить. Еще он сказал, что кочевники никогда не нападут на нас и не причинят зла. Что они уважают нашу расу. Да и ни к чему им добыча, которую все равно не увезти. Он рассказывал, как охотятся на диких зверей, как собирают плоды пустынных деревьев. Как их женщины, когда беременеют, не оседают, а так и ходят везде с набухшим животом, а потом таскают с собой на руках ребенка до тех пор, пока он не научится ходить сам. Я заметила, что, наверное, это очень неудобно, и подошедшая в этот момент женщина согласилась, мол, да, не очень, зато мы до конца жизни сохраняем возможность кружить и перемещаться с места на место. Удивительно, правда? А потом, – тут Эя опустила голову и закрыла лицо руками, – потом я навела беду.

Было видно, с каким трудом дается Эе исповедь. Лиза не торопила. И, одновременно, понимала, насколько важно дослушать до конца. Будто бы от этого зависела ее собственная жизнь. Наконец Эя перестала плакать, вытерла тонким запястьем слезы цвета лунного камня и подняла глаза. Теперь они искрились розовато-пурпурным цветом. Лиза поймала себя на мысли, что отчасти понимает тех, кто ловил и мучал девушек этого племени, – в своем страдании они были ослепительно прекрасны.

– Мы разговаривали об особенностях наших рас. Я совсем осмелела и, кажется, наговорила много такого, о чем никому не стоит знать. Например, как действуют соки земли и как приятно, когда они проходят сквозь нас. В этот момент мужчина сделал очень странную вещь – он дотронулся губами сначала до моего виска, потом пониже, а потом припал к моим губам, обнимая меня, с каждым мгновением крепче, но очень осторожно. И тут я почувствовала то, о чем рассказывали мне старшие сестры: то самое наивысшее наслаждение, когда твой мужчина, отец твоих детей, подходит к тебе пить твой сок, и ты фактически теряешь сознание, настолько это прекрасно – растворяться в том, кому доверилась. Только все всегда твердили, что для этого непременно надо сначала осесть… А тут… я же чувствовала, что с моими ногами ничего не произошло. И тогда я испугалась. Помню, вырвалась из его объятий и побежала домой – быстро, как только могла. Меня никто не хватился. Я сумела незамеченной пробраться в свою часть жилища и сделать вид, что провела там всю ночь. А наутро случилась страшная гроза. Ураганом вырвало с корнем несколько прародительниц, многие лишились рук и кусков тел, а часть сада сгорела из-за молний. Я понимала, все это – моя вина, и уже готова была пойти с повинной, но тут прошел слух, что за городской стеной мужчины поймали стаю кочевников. Всю ответственность за ураган возложили на них.

– Стоп. Как кочевники могли быть причастны к урагану?

– Считается, что они охотятся на наших женщин и разжигают костры, которые приводят к повреждению земли. А земля борется с этой несправедливостью как может – грозами и ураганами.

– А-а-а, окей.

– В тот момент я даже обрадовалась. Никто не заподозрил меня в грехе. Но ни в чем не повинные существа… Они так хорошо со мной обошлись… Наши мужчины казнили их.

– Казнили?

– Да, у нас хоронят врагов заживо, ты не знала? Но не до конца; закапывают, чтобы на поверхности оставалась одна голова. Если в твоих жилах течет кровь дриад, ты сможешь пустить корни и выжить, а если нет…

– Кошмар! Но справедливо.

– Пожалуй. Но я не могла простить себе, что по моей вине умрут невиновные. Ведь они были ни при чем, а моих сестер уже не вернуть. На следующую ночь, вопреки здравому смыслу, я выбралась за стену и помогла им освободиться. После я собиралась уйти куда глаза глядят и никогда не возвращаться, чтобы не навлечь еще большую беду. Как ты понимаешь, это было равноценно самоубийству: наши женщины абсолютно несамостоятельны и совершенно не способны защищаться, но мне было все равно…