Берлинская лазурь - [20]

– Ви.

– Очень приятно, а я Лиза, – она протянула было руку, но поняла, что собеседница ее не готова к рукопожатиям, и застенчиво убрала руку в карман.

– Хорошо, Лиза, покажи, как ты умеешь.

На миг она широко улыбнулась, но тут же спрыгнула с пьедестала на мостовую и, не прощаясь, растворилась в желто-пряной растительности Рыбацкого острова. Все произошло так быстро, будто ее здесь вовсе не было. Лиза судорожно открыла в телефоне папку с фотографиями, чтобы убедиться, не пригрезилось ли ей? Нет, все в порядке, на последней паре десятков снимков была стильная готичная девица, слишком хорошо и свежо выглядящая при условии, что сейчас у нее был скорее вчерашний вечер, нежели сегодняшнее утро. «Ничего-ничего, в ее возрасте я тоже так могла, – успокоила себя Лиза, – а теперь меня ждут свежие ароматные булочки!» И неожиданно для себя она отправилась за ними чуть ли не вприпрыжку.

Теперь ничто не мешало ей накрыть для себя идеальный завтрак. Добрые полчаса она колдовала над ним, сервируя, как для королевы. И вполне почувствовала себя ею, когда села за массивный дубовый стол, взяла в руки изысканные приборы, отпила горячий кофе из круглой керамической чашки явно несерийного производства и, наконец, вонзила зубы в золотистую корочку, разрывая белую мякоть хлеба и красноватую плоть хамона. Маленькие помидорки задорно лопались во рту и оказывались едва ли не слаще фруктов, а козий сыр бесстыдно будоражил вкусовые рецепторы, заставляя их хозяйку думать, что одно это стоит того, чтобы взять и переехать сюда. В последние годы все эти прекрасные продукты европейской мясо-молочной промышленности были возведены на ее родине в разряд классовых врагов и в природе почти не встречались, а потому любая поездка за границу превращалась буквально-таки в гастрономическое блядство: беспорядочное поглощение деликатесов впрок. Она даже не пыталась себя стыдить и не отказывала себе ни в чем. Но теперь эти спешка и ненасытность были излишни, времени наконец-то более чем достаточно. Она с наслаждением выпила стакан свежевыжатого апельсинового сока и только после этого взяла в руки телефон.

«Мне надо срочно купить себе холст, кисти и краски, – постановила Лиза, открывая поисковый браузер, – сейчас же, немедленно, пока не отпустило».

Через полчаса она уже входила в большой художественный магазин, на вывеске его значилось: Boesner. От изобилия всевозможных инструментов зарябило в глазах. Она помнила только советские простые карандаши, «невскую» акварель и вечно полу-засохшие еще в магазине тюбики с маслом из Подольска. Здесь же выбор ужасал. Хотелось скупить сразу все. Все и вообще! Огромные наборы красок в деревянных и металлических ящичках, или же по одной, но в такой палитре, что, казалось, за время ее бездействия в мире изобрели множество каких-то новых цветов. Блестящие лакированные кисти, упругие, мягкие, огромные и самые маленькие, будто выскакивали из своих подставок и умоляли: «Купи меня, купи, без меня ты шедевр не нарисуешь». Тут были и мастихины самых причудливых форм. Лиза знавала только вид – «рыбка», которой можно было делать и широкие смачные мазки, и очищать холст почти полностью, если что-то пошло не так. Здесь же были короны, волны, шпили, квадраты и круги. В отдел с блокнотами и книгами она решила даже не заходить, слишком велик шанс попросту не взлететь со всем этим, влипнув в очередное обучающее пособие или испугавшись испортить слишком красивый белый лист. Поэтому она прошла прямиком в конец зала, где обитали мольберты и холсты. Их она схватила сразу несколько, самых хороших и не самых маленьких, а вот при выборе мольберта пришлось заглушить внутренний голос, который с жабьей интонацией запричитал, что не гоже так раскошеливаться на дорогую подставку ради одного раза, «а больше ведь ты вряд ли будешь, ведь правда? Ведь ты же быстро выдыхаешься, да и смысл, с твоим-то уровнем умения». – «Цыц, – сказала Лиза, – хоть бы и для одного раза, тебе-то что, деньги у меня есть, пока не голодаю. Если что, потом подарю кому-нибудь, вот у человека будет праздник. А на холстах экономить и вовсе грех». Мерзкий голос возмущенно зашипел, но сник. Пользуясь паузой, она, будто украдкой, схватила набор масла фирмы «Ван Гог», считающейся одной из лучших и, конечно, самых дорогих, целую связку отменных кистей и странных мастихинов. А уже подходя к кассе увидела наборы перьевых ручек и чернил. Это была ее слабость. Еще в детстве она любила такими рисовать и писать. «Плюс-минус двадцать евро уже не имеет значения, – сказала она себе, хватая наборчик и читая надпись на маленькой бутылочке из темного стекла, – о, берлинская лазурь, привет, дорогая, давненько не виделись!»

Придя домой, она немедленно и с упоением взялась за дело. Судорожно разорвать коробку с мольбертом и полиэтилен на холсте, распаковать краски и кисти, налить растворитель, выдавить по чуть-чуть масла на край палитры, оставив пространство для смешения цветов, и застыть, как парализованная, перед чистым белым холстом. Это был главный ее страх: «Он так прекрасен, невинен и идеален, а я сейчас возьму и испорчу его своей мазней, – чуть не плача, думала она. – окей, сейчас, аккуратно-аккуратно, слегка набросаю карандашом, все прострою, продумаю, и вот тогда-а-а-а…» Но в этот момент перед ее внутренним взором возникло поворачивающееся к ней лицо Ви с немного надменной улыбкой, которая будто издевалась над ней, спрашивая, неужели ты действительно хочешь сделать все не хорошо, а «аккуратненько»? Неужто я та, которую надо тщательно простраивать? Действительно ли ты будешь делать все «правильно», а не по-своему? И, будто в трансе, Лиза отложила в сторону карандаши и кисти и провела по палитре ладонью, набрав в нее всех цветов понемногу, а затем резко приложив к девственному холсту, оставляя на нем причудливый разноцветный след.