Берлинская лазурь - [21]

– Ну вот и все, теперь он не чистый, не белый и вовсе не страшный. Продолжаем, – воскликнула она и тут же почувствовала, как сидящая одновременно на мосту и в ее голове Ви удовлетворенно улыбнулась.

На весь процесс ушло около двух часов. Лиза абсолютно выпала из времени и не могла точно сказать, что это было: вечность или мгновение. Даже когда за окном стемнело, она не сразу решилась включить свет и какое-то время работала практически на ощупь. К своему удивлению, она открыла фотографии всего лишь пару раз в самом начале. Все остальное время Ви будто сама по себе проявлялась у нее из-под пальцев, и порой это происходило буквально. Холст, который был чуть больше квадратного метра, спокойно позволял прописывать руками, без помощи каких-либо приспособлений, даже довольно мелкие детали, не лишая всю картину живости и экспрессии. Не обошлось и без портретного сходства, хотя Лиза с самого начала решила не делать на него ставку, дабы не превращать произведение искусства в ярмарочную поделку типа очередного бесполезно-уродливого «портрета с фото». Сложнее всего было закончить. Ей так хотелось сделать еще что-то, улучшить еще чуть-чуть, но велик был шанс безвозвратно все испортить. «Лучшее – враг хорошего» – этот принцип спас огромное количество шедевров, но страшно представить, сколько так и не удалось спасти.

– Как вы узнаете, что закончили картину? – спросили однажды Джексона Поллока, известного своими абстрактными полотнами, в которых действительно было не очевидно, где начало, а где конец.

– А как вы узнаете, что кончили? – спросил он в ответ.

Лиза решила руководствоваться этим же принципом. В определенный момент, глядя на свое произведение, она почувствовала глубочайшее удовлетворение сродни хорошему оргазму. Ей нравилось то, что она видела, ей нравилось то, что она чувствовала, ей нравилось то, что переполняло ее. Коротким росчерком мастихина она оставила в углу что-то типа автографа, хотя прежде стеснялась. Считала, что подпись неизвестного художника только портит картину. Но не в этот раз. Сейчас она сделала это с гордостью. Ей не терпелось показать Ви. Она была уверена, что та оценит. Лиза выглянула с балкона. На мостике сидела пара ребят, но Ви не было. Открыла пачку сигарет, но та оказалась пустой. Хотелось с удовольствием покурить, отмечая окончание сложной и удачной работы. К тому же душа просила большой бокал хорошего красного, и Лиза отправилась одеваться.

Вечерний Берлин был очарователен. Без ветра, плюс десять по Цельсию, запахи осени смешивались с запахами вкусной еды из окрестных ресторанчиков, пытаясь разбудить Лизин аппетит. Но есть пока не хотелось, хотелось неспешно идти вдоль реки и вдыхать влажный густой воздух. Купила в ларьке сигарет и маленькую, на один бокал, бутылочку красного. Очень удобное изобретение. Выпила на набережной возле Янновицбрюкке, глядя, как отплывают прогулочные корабли. Подумала было отправиться с ними, но поняла, что совсем не хочется в помещение, а на открытой палубе будет прохладно. Не сегодня, не сейчас. Прошла дальше, свернула на Хайнрих-Хайне, затем на Кёпеникер-штрассе, пока справа не показалась массивная полуразрушенная Михаэлькирхе с огромным круглым порталом и светящейся фигуркой ангела наверху. Через дорогу начинался Энгельбекен – искусственный пруд с домиком для лебедей, поколениями не бросавших это место по принципу «кормить надо лучше, они и не улетят». Они и не улетали, явно получая от города достаточно питательных субсидий. «Я бы на их месте тоже не улетела», – подумала Лиза, обходя пруд под аркой, увитой плющом, все еще зеленым, несмотря на приближающуюся зиму. Сразу за ней начиналась внушительных размеров площадь, усаженная кустами роз и дикого шиповника. Сейчас они уже отцвели, но вообразить масштаб благоухающего весной и летом разноцветного безумия было несложно. Она дошла до Ораниенплац, делящую пополам Ораниенштрассе – одну из самых популярных улиц самого тусовочного района Берлина – Кройцберга. Тут в каждом доме был либо бар, либо кафе, либо клуб. Толпились люди, заняв, несмотря на время года, все столики на улице или стоя рядом с бокалами в руках. Лизе по-прежнему не хотелось в толпу, но она опять сделала заметку непременно вернуться сюда. А пока присмотрела тихое заведение на углу с красивым зеленым двориком, все увешанное теплыми фонарями. Легкий ужин, приятное вино и разглядывание обычной жизни обычных городских жителей погрузило ее в атмосферу спокойствия и истинно немецкой уверенности, что завтра все будет так же хорошо, безопасно и сытно. Что больше не надо бежать, чтобы оставаться на месте. Что можно просто заниматься любимым делом: половину дня писать или рисовать, а половину – неспешно прогуливаться, набираясь впечатлений. Посещать музеи и маленькие пряничные городки. Украшать дом на праздники и запекать рождественского гуся с красной капустой. Встречать гостей и даже, может, наконец завести нормальную человеческую семью и детей – кто знает, кто знает.

Домой она шла в исключительно романтическом настроении, напевая под нос какую-то любовную балладу, не помня толком ни слов, ни названия, но нежно мурлыкая незатейливый мотив. Она так глубоко погрузилась в мечтания, что чуть не упала, когда из-за поворота ей под ноги бросился смешной и неуклюжий черно-белый щенок.