Беркуты Каракумов - [152]

Да что там, если у тебя "Волга", деньги, за развлечениями дело не станет. Вот с диссертацией надо поскорее справиться. Где б найти человека, который и язык умеет держать за зубами, и, написав за тебя докторскую диссертацию, скажет: "Получай, дружище. Стоит она столько-то!" Пусть только назовет цену, а остальное его не должно беспокоить. Если хорошенько поискать, такой человек отыщется. Никто не устоит перед кладом Мухаммед-пира. Недаром же отец Искандера Зулькарнайна[53], завоевавшего полмира, говаривал, поучая сына: "Даже осел, если навьючен золотом, может многого добиться". А я же, слава всевышнему, не осел. Я человек. И золота у меня столько, что самого Искандера Зулькарнайна, пожалуй, завидки бы взяли. Я не стану, как он, завоевывать мир, но славы добьюсь не меньшей. Нашему научно-исследовательскому институту присвоят имя Сапалы Балканова. И все ученые мужи будут счастливы, если только я соглашусь поставить свой росчерк рядом с их подписями над научными трудами. Так будет. Очень скоро будет. Лишь бы благополучно да побыстрее добраться до дому. Об остальном я сумею позаботиться. — Взгляд Сапалы задержался на глиняной фляге, обтянутой войлоком. Она стояла по ту сторону погасшего костра, до половины закопанная в песок. — В ней еще воды достаточно. С ней верхом на верблюде можно преодолеть немалый путь и выехать к трассе, где снуют грузовики геологов, геодезистов. Да и колхозники из дальних аулов по тем же дорогам ездят на базар. Лучше ехать ночью, когда прохладно. А днем разумнее пережидать жару где-нибудь в тени. Не исключено, что мне на пути попадется чабанское стойбище или лагерь геологов. Лучше держаться подальше от них. Стоит ли с такой ношей, как у меня, попадаться лишний раз кому-то на глаза…"

Сапалы подошел к фляге. Подняв ее двумя руками, отпил глоток теплой, отдающей тиной воды. Ему хотелось сделать еще глоток, по следовало экономить, и он подавил в себе соблазн.

Вот тут-то и случилась беда. Непредвиденная. Молодой двугорбый верблюд, до этого спокойно лежавший в сторонке и медленно жевавший жвачку, вдруг вскочил. На морде его появилась пена, большими ошметками она падала на песок. Верблюд высоко задрал голову и смотрел на Сапалы, словно прицеливался.

Как только Сапалы увидел его блестящий, налившийся кровью глаз, у него волосы зашевелились на голове. Ткнув флягу в песок, он кинулся к хурджуну, стал торопливо собирать монеты, складывать в кувшин, не спуская глаз с верблюда, который мотал головой и вертелся на месте. Из-под ног его летел во все стороны песок.

Сапалы одной рукой прижал к себе тяжелый кувшин, другой — хурджун и стал, не вставая с колен, пятиться. Ему известно, что из себя представляет разъяренный верблюд. Наслышан немало. На пути такому лучше не попадаться. Тем более в таком глухом месте. Здесь — кричи не кричи — никого не дозовешься, никто не придет на помощь.

А верблюд наступал. Все нахальнее, все ближе. Вот проклятый! Сапалы вскочил и огрел его по морде хурджуном.

— Пшел! Кыш! Кыш!..

Сапалы метнулся к костру, схватил тлеющую саксауловую головешку и изо всех сил вытянул ею верблюда по голове. Но тот и не моргнул. Наоборот, разъярился еще пуще. С диким ревом поднялся на дыбы, махая передними ногами. Сапалы отскочил, но сильный удар все же настиг его и поверг на землю.

— Ай, мама родная!..

Кувшин вылетел из рук, несколько монет промелькнуло в воздухе, сверкнув на солнце.

Сколько времени Сапалы не вспоминал этого слова. А сейчас, падая ничком, кликнул мать. Но даже она не смогла бы помочь, так как верблюд бросился на него всей тяжестью. Мало того, что придавил потным брюхом, а, продолжая реветь, стал ерзать, словно хотел вмять Сапалы в землю, растереть, смешать с песком.

Счастье Сапалы, что угодил он в углубление, оставленное, как видно, колесами некогда буксовавшей здесь грузовой машины. В колдобину, присыпанную песком, и упал Сапалы.

Наконец верблюд перестал реветь и тереться о землю, видимо полагая, что превратил человека в месиво. Сапалы боялся шевельнуться. Стоит двинуть рукой или ногой — верблюд опять войдет в раж. Лучше пусть поскорее успокоится, а Сапалы потерпит. Потом он сведет счеты; его, гада, и пристрелить не жалко, да разве без него выберешься из этой дыры. Пусть он только вывезет из пустыни, а там можно придумать, как с ним поступить. Сапалы расстелет его шкуру на песке и хорошенько отдохнет на ней, прежде чем войти в город.

Сапалы не раз слышал от стариков, что верблюды не забывают обид и в удобный момент сводит с обидчиком счеты. Но он в это не верил. Считал, выдумки. И на тебе, сам оказался в дурацком положении. Ну и коварное, оказывается, животное верблюд…

У Сапалы от гнева клокотала кровь. Но что сделаешь, когда нет возможности пошевелиться. Если бы он даже смог выбраться и пуститься наутек, разъяренный верблюд несколькими скачками настиг бы его. Нет, лучше не двигаться и ждать. А чего, собственно, ждать? Что сюда невзначай забредет кто-нибудь и вызволит его?.. А может, поблизости проедет машина с геологами… А вдруг его заметят с вертолета!.. Вряд ли… Вряд ли… В эту глухомань месяцами не забредает ни одна живая душа.