Беркуты Каракумов - [153]
Когда же у проклятого верблюда истощится терпение? Вон уже ветер заметает песком выпавшие из кувшина монеты. Вон… и вон… сияют, как маленькие солнышки. Надо запомнить, где лежит, под песком потом не отыщешь…
Вглядываясь в рассыпанные монеты, Сапалы, наверное, шевельнулся. Верблюд опять заревел, раздул щеки и плюнул клейкой вонючей пеной, отдающей непереваренными травами и внутренностями животного. Чтоб тебе издохнуть!
Сколько же прошло времени? Час? Два?.. Чахлые кустики саксаула и селина на склоне бархана сочувственно покачивали ветками. Вон между ними промелькнула ящерица, пропала, потом опять появилась, уже совсем близко, и вдруг замерла — принялась с удивлением разглядывать верблюда и человека. Через мгновение юркнула куда-то и исчезла. Помчалась, должно быть, поскорее рассказать сородичам о том, что увидела…
Из норки выбрался, щурясь, суслик. Приподнялся на задних лапках, подергивая влажным носом, и вновь юркнул под землю.
"Даже этим тварям сейчас живется лучше, чем мне. Они вольны бежать куда хотят. Да-а… видимо, пролежав этак несколько часов под верблюдом, узнаешь по-настоящему, что такое свобода! Сколько же еще времени мне томиться? Неужели никто не придет, не поможет?.. И смех и грех, могло ли мне когда-нибудь прийти в голову, что я окажусь в таком дурацком положении? Ах, если б кто сейчас освободил меня — не знаю, что бы я сделал с этим верблюдом! Узнай я раньше, что он такой злющий, разве стал бы я просить его у Салима-торгаша? Думал, съезжу скоренько в пустыню и вернусь обратно. А дело вон как обернулось. Что и говорить, задним числом мы все очень умные. Теперь надо обмозговать, как освободиться, как избавиться от этого чудовища, пока меня не иссушило солнце, как вон того жука или ящерицу. Рассчитывать, что верблюд захочет пить или есть, — напрасная надежда. Пока он вспомнит о воде… Тьфу ты, только себя растравил, — когда вспоминаешь про воду, еще больше хочется пить. Лучше думать не о ней, а о чем-нибудь другом. Так незаметнее проходит время. Надо гнать от себя мысли о прозрачном горном ключе. Гнать! Гнать подобные виденья! Иначе можно сойти с ума…"
До прихода воды Каракумы, осмелев, бесцеремонно вторгались прямо на улицы Ашхабада. Теперь пустыня отступила. Теперь и на самой окраине города зеленеют деревья: тополя, чинары, карагачи. Ряд за рядом, улица за улицей вырастают новые дома, целые кварталы заполняют бывшие пустыри, все ближе подступают к каналу.
Но неподалеку от канала, куда, постепенно разрастаясь, придвигается город, еще стоят старые глинобитные хибары с плоскими крышами и крошечными оконцами. Стоят на солнцепеке и в одиночестве, и группками…
Полноватый средних лет мужчина и молодая красивая женщина ждут с полудня. Уже вечер наступил, а за ними все никто не ехал. Мужчина уже начал нервничать. Он взад-вперед расхаживал по комнате, поминутно поглядывая на ручные часы, то надевал соломенную шляпу, то снимал ее и швырял на диван, на котором сидела женщина, пригорюнившись, подперев ладонью подбородок. Светло-голубое европейского покроя платье очень шло ей, придавало ее худощавому загорелому лицу миловидность. Если бы ее веки слегка не припухли и глаза не покраснели от слез, она бы даже выглядела красавицей. В последнее время уже в который раз эта женщина, заслышав сигналы автомобиля, выходит из хибары заплаканной. Садится на заднее сиденье. А полноватый мужчина, крякнув, опускается на переднее. Водитель их ни о чем не спрашивает. Ведь и слепой поймет, что они поссорились. Машина устремляется в город, а они — все трое — молчат. Женщина вынимает из плюшевой сумочки надушенный платок, промокает глаза.
Обычно она выходит первой, возле старой бехаистской мечети. А они едут дальше. Затем машина останавливается напротив рынка, где всегда многолюдно. Полноватый мужчина пожимает водителю на прощанье руку и, прихватив свой мятый раздутый портфель, торопливо хлопает дверцей автомашины.
В этот раз "Жигули" появились, когда уже начало смеркаться. Издав два пронзительных гудка, машина круто развернулась. И тотчас они вышли из дому, мужчина и женщина, не заставляя водителя дожидаться, как это случалось иногда прежде. Нынче женщина опять выглядела расстроенной. Водитель учтиво распахнул перед ними дверцы — переднюю и заднюю.
Всю дорогу никто из них не проронил ни слова. Что ж, они наверняка уже все обговорили и между ними не осталось ничего невыясненного. Лишь когда машина остановилась возле старой мечети, полноватый мужчина, помахивая перед собой шляпой, чуть повернул голову назад и, но глядя на женщину, буркнул:
— Пока.
И водитель — он же владелец автомобиля — улыбнулся и подзадоривающе подмигнул ой:
— До свидания, Гулькамар!
Она вышла, не взглянув ни на кого, и закрыла дворцу.
Движение по проспекту Свободы было интенсивное. Сапалы осторожно отъехал от тротуара и, влившись наконец в общий поток, заметил, мельком взглянул на полноватого мужчину:
— Арслан Агаевич, мне она показалась сегодня особенно расстроенной.
Мужчина вздохнул, и прошло несколько мгновений, прежде чем он произнес:
— Да-а… Уже давно она поет одну и ту же песню. Дескать, пора кончать со всем этим, если у меня нет серьезных намерений. А сегодня… Эх, чтоб ее… Сегодня выложила мне свой главный аргумент. Она, оказывается, беременна.
Многослойный автобиографический роман о трех женщинах, трех городах и одной семье. Рассказчица – писательница, решившая однажды подыскать определение той отторгнутости, которая преследовала ее на протяжении всей жизни и которую она давно приняла как норму. Рассказывая историю Риты, Салли и Катрин, она прослеживает, как секреты, ложь и табу переходят от одного поколения семьи к другому. Погружаясь в жизнь женщин предыдущих поколений в своей семье, Элизабет Осбринк пытается докопаться до корней своей отчужденности от людей, понять, почему и на нее давит тот же странный груз, что мешал жить и ее родным.
В книге представлены 4 главных романа: от ранних произведений «По эту сторону рая» и «Прекрасные и обреченные», своеобразных манифестов молодежи «века джаза», до поздних признанных шедевров – «Великий Гэтсби», «Ночь нежна». «По эту сторону рая». История Эмори Блейна, молодого и амбициозного американца, способного пойти на многое ради достижения своих целей, стала олицетворением «века джаза», его чаяний и разочарований. Как сказал сам Фицджеральд – «автор должен писать для молодежи своего поколения, для критиков следующего и для профессоров всех последующих». «Прекрасные и проклятые».
Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.
В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?