Белый свет - [65]

— Да, Алтынбек здесь встрял не вовремя. Ты же знаешь, для него родич, земляк — первые люди! И не потому, что чтит обычай или очень заботливый, нет! Для него родич — круговая порука, я его раскусил сразу. Да, скользкий он, как налим, не ухватишь голыми руками… Саяков так и норовит себя родичами окружить, чтобы понадежней, поспокойней устроиться. А если и падать, то помягче будет… Только Алтынбек сам падать не хочет, вот и сталкивает других. Ты думаешь, почему он встал горой за Парпиева, пошел даже на риск? Почему отделался от Маматая руками директора? Смекай сам, Иван Васильевич…

— Мы тоже виноваты, дорогой, — не отступался от своего Кукарев. — Ведь до сих пор не разобрались, кто виноват в несчастном случае в цеху. Маматай ли, как начальник? Или сам рабочий, лично пренебрегший техникой безопасности? А это важно не только для отдельного случая, не только ради восстановления справедливости, сколько ради того, чтобы подобное больше не повторилось. — Кукарев даже раскраснелся, что было для него большой редкостью, так он близко к сердцу принял Маматаевы дела. — Да и приписки Каипова в нарядах учениц — не такая уж крамола! Не из комбинатского же кармана брали, а из своего собственного! Организовали своеобразную взаимовыручку. А все же остановил он текучку с кадрами в цеху. Ученицы не так уж материально выиграли от этих приписок, вернее, отписок от заработка опытных ткачих, сколько почувствовали заботу, дружеское участие. — Кукарев ораторским жестом поднял руку, забыв, что вся аудитория перед ним — Жапар-ака в единственном числе. — Разве мы открыли эту рабочую взаимовыручку? Нет и нет. Почти ежедневно в газетах читаем — то там, то здесь та или иная бригада взяла обязательство работать за погибшего товарища, а заработанные деньги передавать семье погибшего или отчислять их в Фонд мира!.. Ведь так, Жапар-ака?

Жапар согласно кивал бритой, лоснящейся от густого летнего загара головой:

— Так-так, парторг. Маматая нужно направлять, а не тормозить. Разгон не только машине нужен, но и человеку, верно говорю?

Кукарев добродушно улыбался, пряча свои небольшие синие глаза в смешливых морщинках, сутулился и кашлял, усиленно налегая ладонью на рукоять своей трости.

Старые друзья не только тешили себя такими проникновенными разговорами. Они действовали. Первым на Беделбаева «вышел» парторг. Обычно он появлялся в кабинете директора без вызова и без предварительного уведомления по селектору, не обращая внимания на требовательные призывы вернуться властной директорской секретарши. Находясь в приподнятом настроении, Кукарев, сияющий и энергичный, широко размахивал свободной рукой. Если же у парторга что-то не ладилось, слышался его низкий, громогласный бас. Кукарев возмущенно рокотал, и глаза его при этом студили стальным отливом, заставляли нервничать, суетиться виновника его гнева. Конечно, умел быть Иван Васильевич и сдержанным, и суровым, но это исключительно с подчиненными, допустившими умышленно ту или иную оплошность.

В тот день он появился у директора мирным и печальным и начал разговор с того, что вот стареем, Темир Беделбаевич, а замена не готова. Где, мол, теперь старикам угнаться за молодежью, время о преемниках помыслить.

Беделбаев настороженно поднял на него глаза, и даже сквозь сильные стекла очков было видно, как они настороженно, выжидательно обращены к парторгу.

— Ой, совсем никуда не годимся, — поддержал дипломатично и Беделбаев парторга. — Будто прочел ты, Иван Васильевич, мои мысли, только что об этом раздумывал.

— Вот и ладненько, когда мысли, у руководства совпадают, — лукаво прищурился Кукарев и сразу же перешел в наступление: — Надо решать, директор, с Каиповым. Не на месте парень. Молодой, перспективный специалист-производственник, да такие теперь на вес золота! Многие ли теперь тянутся к станку, к цеху, так сказать, к горячему делу? Бумажных-то душонок развелось полным-полно! Да и таких, что заканчивают институты и сразу же норовят в научно-исследовательские и проектные организации… А Каипов — наш, комбинатский, дотошный… А мы что? Чуть споткнулся — и вон. Да ладно бы если, совсем! А то нелюбимой работой наказываем! Отучаем от творческого труда, отбиваем охотку. А без охотки поиска нет и не будет! Я кончил, товарищ директор. Слово за вами.

Беделбаев вдруг не на шутку обиделся, свел густые, кустистые пучки бровей к переносью:

— Напрасно ты так, Иван. Васильевич. Что же теперь нам премию выписать Каипову за его художества?

— Премию не премию, а разобраться должны по справедливости. Пора. На нас ведь, на наше отношение к работе, к людям равняются и наши подчиненные. А как же иначе? Учатся и нашему отношению к делу, и нашей распорядительности.

Беделбаев продолжал хмуриться. Ему было неприятно, что Кукарев своим визитом опередил его. А теперь создалось впечатление, что он, Беделбаев, тормозит, не желает разобраться с Каиповым, а Кукарев — иной, деловой, оперативный.

Уловив настроение директора, Кукарев примирительно улыбнулся, сменил тон:

— Кажется, в открытую дверь ломлюсь, а? Ну что ж, бывает…

Беделбаев с уважением и облегченно взглянул на Кукарева, удивляясь его чуткости и понятливости: «Хорошо такого друга иметь, чтобы вот так, с полунамека, с полунастроя…»