Белый свет - [136]

Он лег на спину, вытянув ноги и прижав к бокам руки, стараясь не прикасаться к Аджар. Но она поступила иначе.

— Ой, бедненький, смотри, ноги и руки совсем как ледышки. — Она обогревала его своими руками.

Ее тело было пышным и мягким, а грудь нежной, крепкой, выпуклой, как у голубки, и вся она казалась Саяку необычайно гладкой. Играя и возясь со своими сверстниками мальчишками и девчонками, он с детства привык к их обветренной шершавой коже и выпиравшим костям. И мать у него была худой, как жердь. Он даже не предполагал, что у кого-то может быть такое тело.

— Сколько тебе лет, Саяк? — спросила Аджар, когда они согрелись.

— Этой весной будет шестнадцать.

— О-о, джигит… — затем тихо прибавила. — Раньше даже в тринадцать лет женили у нас, киргизов.

Саяк ничего не ответил. Они лежали, слушая дыхание друг друга.

— Знаешь, Саяк, меня замуж выдавали…

— Когда?

— Два года назад.

— Кто он?

— Да ну, думаешь, кто-нибудь стоящий? Дряхлый старик, не имевший детей.

— А для чего?

— Чтобы я родила ему детей.

— Зачем согласилась?

— Ах, Саяк, разве меня, полуслепую сироту, спрашивали? Да и жить надо было где-то. Все же у него своя кровля, свой очаг.

— Ушла, значит?

— Ушла… ушла, слава богу. Вырвалась из этого ада…

— Тебя что, били?

— Еще спрашиваешь! Попробовал бы ты спать под одним одеялом с семидесятилетним дряхлым вонючим стариком. Кому нужна такая жизнь… — Она глубоко вздохнула. — Ты и представить не можешь, какая ведьма была его старуха. Она злилась на меня, будто я насильно отняла ее счастье, будто я ее сделала бесплодной. Била меня так, что все тело было в синяках и ссадинах… оскорбляла, унижала, обзывала «несчастной слепой». Что хотела, то и делала. Заступиться за меня ведь некому.

— А старик?

— Что ты, Саяк! Если бы он был самостоятельным человеком, желавшим иметь детей, ему было бы несложно отвязаться от такой ведьмы. А он не смог. Она его всю жизнь вела, как ишака, привязанного веревкой за шею. Вела, вела… и когда окончательно иссякли его силы, дала ему свободу, — Аджар усмехнулась. — Вообще-то не стоит обо всем этом вспоминать. Мне это тяжело.

— Как хочешь…

— Хочешь не хочешь, а об этом знает комендант, знает, что я не девушка, что была замужем, и не дает мне покоя, пристает, лезет к нам в комнату.

— Зачем же ты сказала ему?

— А что было делать? Тот старый хрыч несколько раз приходил сюда, требовал, чтобы я вернулась: мол, не вернешься сама, родственники мои тебя поймают и привезут. Вот и вынуждена была сказать коменданту. Тот напугал его, пригрозил отдать под суд за то, что он женился на несовершеннолетней. Старик слово дал больше не приходить. И в самом деле, не приходит. Но теперь привязался ко мне комендант, проклятый пьяница. Теперь у меня новая беда… — Аджар всхлипнула и уткнулась головой в грудь Саяка. И он жалел ее от души, и был так приятен теплый запах ее волос.

— Ты бы пожаловалась кому-нибудь…

— Кому?

— Да вот директору.

— Я и сама думала… Но стыдно пойти к аксакалу, ровеснику моего отца, и сказать об этом… И коменданта боюсь. Я его знаю, он все может… Да и кто станет искать, где затерялся мой след.

— Я… я задушу этого коменданта, — Саяк весь напрягся, сжал кулаки.

— Что ты, миленький! Не говори так! — Она стала гладить его волосы. — Разве ты можешь убить человека? Нет! Нет! А он — может.

Последние слова она произнесла с таким отчаянием и болью, что Саяк вдруг почувствовал себя маленьким, жалким и беспомощным. Правду сказать, он и сам боялся этого вечно пьяного коменданта. Саяку вспомнился урок, который получил от него.

Это было после первой ночи, проведенной Саяком в общежитии. Саяк вынес из комнаты свой матрац и остановился у порога каптерки. Комендант с кем-то разговаривал и громко хохотал. Дверь в каптерку была открыта. Заметив Саяка, комендант спросил покровительственно и как-то небрежно:

— Ну, слепой новичок, что тебе надо?

— Матрац у меня рваный, дайте другой.

— Ладно, заходи. Вот возьми этот.

Он швырнул на пол под ноги Саяку матрац. Саяк потрогал его и сразу заметил, что вата в нем сбилась комками, должно быть, очень старый. Сказал об этом, попросил другой.

— Ишь претензии свои предъявляет. Нет другого, — отрезал комендант. — Этот как раз и подойдет тебе.

— Нет, не подойдет, — стоял на своем Саяк.

Тогда комендант подошел к нему и, свернув матрац трубкой, заставил Саяка обхватить его. Потом взял Саяка за плечи, повернул в сторону, оттолкнул от себя и пнул тяжелым кирзовым сапогом под зад… Саяк как с горы пробежал метров десять и еле удержался на ногах.

Униженный, в бессильной ярости слышал он хохот коменданта. Дверь в каптерку с шумом закрылась. Саяк побрел в свою комнатку и там заплакал навзрыд.

И сейчас, лежа в одной постели с Аджар, Саяк вспомнил тот день и вновь ощутил свою беспомощность перед грубой силой бездушного, жестокого человека и понял, почему так горько плачет Аджар. И сам он не сдержал слез. Услыхав всхлипывания Саяка, Аджар умолкла, обняла его, прижала к груди.

— Саяк, что ты? Перестань, ты же мужчина. Я тебя всегда считала настоящим джигитом. Видишь, открыла тебе все, что у меня на сердце. Перестань плакать. Лучше обними меня. — Саяк робко обнял Аджар. — Посильнее, ты же мужчина.