Белые птицы детства - [6]

На улице ярко светило солнце, петух расхаживал по палисаднику, а куры одним глазом смотрели на него и купались в пыли.

Карысь поставил таз на землю возле высокой бочки с водой, принёс скамеечку и, забравшись на неё, зачерпнул ковшом. Ковш был большой, тяжёлый, и Карысю пришлось из бочки доставать его двумя руками. Вода весело и радужно ударилась в тазик, во все стороны полетели брызги, вспыхивая и погасая на солнце. Петух недовольно квохнул и покосился на Карыся красноватым глазом.

Карысь сел на скамеечку и опустил ноги в тёплую воду. Было так тихо и хорошо на улице. Карысь думал, что если ноги долго-долго держать в воде, то они и сами вымоются, и мыла никакого не надо. Но вот он уже сколько времени просидел, а вода была чистой, а ноги грязные, особенно на щиколотках.

Карысь потёр ногу об ногу, потом наклонился и одним пальцем стал шаркать по щиколоткам. В это время из-за бочки вышел маленький рыжий щенок. Он приветливо вильнул хвостом, потянулся, припадая к земле на передних лапах и зевая, отчего видно было, какие у него тонкие и острые зубы и розово-красный язык.

— Верный, — обрадовался Карысь, — ах ты, Верный.

Он взял щенка и посадил его к себе на колени. Щенок был тёплый и лёгкий, от него пахло овчиной. Карысь погладил его, почесал за ухом и отпустил на землю.

Потом Карысь, вытянув ноги над тазиком, смотрел, как редко падают с них капли и как быстро высыхают они под солнцем. Сандалии были в самую пору. Мягкие, важные, они как-то легко и быстро устроились на ногах, пальцы твёрдо упёрлись в носки, и Карысю сразу же захотелось куда-то бежать в этих сандалиях, придавших ему неожиданную уверенность и смелость.

— Ма-а, я погулять? — вопросительно сказал он.

— Хорошо. Только далеко не уходи.

— Не-е...

— Сандалии не жмут?

— Нет.

— Ну беги.

Карысь вылетел на улицу, восхищённо косясь на новые сандалии, и на секунду задумался, решая, кому первому показать их. Но так и не успев ничего решить, он вдруг сорвался с места и быстро затопал под горку, к речке, откуда доносились смутные ребячьи голоса. А здесь, на речке, он совсем забыл про сандалии, потому что все ребята были в воде и там происходило что-то ужасно интересное: стоял визг, взлетали брызги и лишь на мгновение ясно промелькнула рыжая Витькина голова. Карысь, торопясь и путаясь, сорвал рубашку, не расстёгивая пряжек, наступая на носки, снял сандалии и уже почти на бегу, приплясывая на одной ноге, выскочил из штанишек. И с криком, захлёбываясь восторгом, речным воздухом и солнцем, бросился в самую гущу ребятни. И сразу же его опрокинули, целые потоки воды обрушились на него, забили рот, уши, нос, и он сам, отбиваясь, вспенивая реку руками и ногами, уже хлестал по ком-то упругими струями, так легко и сладко срывающимися с раскрытой ладони.

— Новенький голит! — раздался чей-то вопль, и тут же Карысь остался один, не сразу сообразив, что новенький — это он. И началась игра, в которой особенно ценились смелые обманчивые нырки и умение плавать в особых положениях. Карысь нацелился и кинулся за Витькой, потому что догнать его считалось особенно почётным. Но Витька, вот он только что был — и нет его. Карысь останавливается, растерянно смотрит на пустую воду перед собой, а потом слышит Витькин крик у себя за спиной. Он бросается туда, на голос, и совсем случайно натыкается на Ваську. Всё! Теперь голит Васька и срочно надо удирать.

2

Потом они лежали на песке, обжигаясь его прогретым жаром, и Витька вдруг предложил:

— Айда зорить гнёзда?

— На базу? — спросил его кто-то.

— Не, — мотнул головой Витька, — сорочьи.

Сорочьи, это, значит, в лес.

— Айда! — обрадовался Васька. — Я в прошлый раз двенадцать штук назорил. Во!

— Во! — передразнил Витька. — Это когда было? А теперь там давно сорочата сидят.

— А Карыся мать заругает, если он пойдёт, и нам достанется, — неожиданно сказал Васька, натягивая штаны.

— И вовсе нет. — Карысь нахмурился, враждебно глядя на Ваську. — Она меня хоть куда пускает.

— Да, пускает, а в прошлый раз?

На это Карысь не стал отвечать и лишь подумал, что Васька на их лодке ни в жизнь не покатается...

И тут же все заспешили, в штанишки ещё кое-кто вскочил на месте, а рубашки надевали уже на ходу. Теперь вся штука заключалась в том, чтобы первому увидеть гнездо, первому забраться на дерево и первому запустить руку в сорочий домик. Карысь в подобной операции участвовал впервые и смутно беспокоился о том, как он будет забираться на дерево. Первым увидеть гнездо он был не прочь, даже очень желал этого, но вот на дерево... лучше бы посмотреть как полезет на дерево Васька.

И первым гнездо увидел Карысь. Оно было так близко, такое огромное, из сухих чёрных веточек, ловко пристроенных в развилке между большим сучком и стволом широкой берёзы. Берёза стояла одиноко, в густых зарослях тальника, и, может быть, потому никто из ребят, не видел её: все смотрели на дальние колки, где гнёзд всегда было море.

— Я первый, я первый! — закричал, запрыгал Карысь, показывая пальцем на берёзу. — Никто не видел, а я увидел. Я первый.

— Ладно, ты первый, — не сразу согласился Витька, — лезь на берёзу.