Белые птицы детства - [7]
— Зорить? — тихо спросил Карысь.
— А то. Давай, мы долго ждать не будем.
Карысь помялся и косолапо как-то пошёл к берёзе. Он обошёл её несколько раз вокруг, погладил ладошками и... полез.
До первого сучка оставалось руку протянуть, и тут нога в сандалии соскользнула, а Карысь медленно съехал вниз.
— Сними башмаки, — посоветовал Витька.
Карысь послушался и обрадовано почувствовал, что босиком карабкаться по берёзе легче. Вот уже и первый сучок, а дальше и совсем просто — подтянуться, поставить ноги, ещё раз подтянуться — и вот уже можно зорить. Но Карысь сначала посмотрел вниз. Ребята кружком сидели вокруг берёзы и, задрав головы, смотрели на него. Общее внимание ребят было приятно Карысю, и он ещё посмотрел вокруг. Он увидел луг, пыльную дорогу, свою деревню у озера и само озеро в жёлтых камышах. Он хорошенько поискал глазами и вскоре разглядел свой дом под красной жестью. И тут же Карысь почему-то вспомнил мать, вспомнил отца, и ему захотелось домой. Но он сразу забыл про это, потому что из-за утёса вывернулся небольшой катерок и, дымя во всю силу, пошёл против течения, и минуло много времени, пока из-за утеса показалась баржа с лесом. Брёвна отсюда казались маленькими, аккуратными и почему-то жёлтыми...
— Эй, Карысь, ты что, уснул там? — громко и нетерпеливо крикнул Витька.
Карысь вздохнул и запустил руку в гнездо. Там было пусто. Он нащупал мягкий пух на дне, гладкие стенки внутри, засохший птичий помёт, но сорочат там не было. И хотя Карысю очень хотелось принести домой маленького сорочонка, а потом смотреть, как он будет делаться большим и начнёт летать, широко разевая клюв от страха, Карысь обрадовался.
— Пусто, — закричал он, продолжая шарить в гнезде,— пух есть, а больше никого нет.
— Ну и разиня, — почему-то рассердился Витька, — пошли, робя, а он пусть там сидит. Так ему и надо.
Все поднялись и пошли дальше. На Карыся никто не посмотрел, и вдруг чего-то напугавшись, Карысь заспешил, юзом скатился с дерева и бегом кинулся догонять ребят.
Однако все гнёзда были пустые, и лишь однажды они нашли сухие скорлупки от сорочьего яйца.
Домой возвращались поздно и быстро, обиженные неудачей и зазря пропавшим днём. Все дулись на Карыся, словно он был во всём виноват. Тогда Карысь отстал и нарочно пошёл один, вспоминая, как шли они с Васькой в лес и как ловко удрали от деда Плехеева...
Дома мать крутила сепаратор. Тонкой струйкой бежали в пол-литровую баночку сливки, машина уютно гудела, в дырочку для машинного масла капало' молоко. Карысь сунул туда палец и облизал. Мать заругалась. Тогда Карысь вымыл ноги, попил молока с булочкой и потихоньку лёг спать. Он уже начал плыть по какому-то неведомому пространству, быстро и неумело гребя руками, и впереди ослепительно сияло солнце, похожее на сорочье яйцо, когда мать вдруг затормошила его и строго спросила:
— А где твои сандалии?
Вначале Карысь улыбнулся и хотел сказать, что они стоят перед кроватью, там, где всегда стояли его ботинки, но потом вспомнил, что из леса домой шёл босиком, и ему тут же захотелось крепко уснуть.
— Не знаю, — испуганно прошептал Карысь и зажмурил глаза.
— Он их потерял. Он босиком пришёл, я видела, — тоже строго сказала Вера, собираясь спать и прежде укладывая свою куклу.
Вера, тебя пока не спрашивают. Ты был в лесу?
— Ага. — Теперь Карысь совсем проснулся и вспомнил, как стояли его сандалии под берёзкой.
— Ты лазил на деревья?
— ...
— Ты, может быть, ещё и гнёзда зорил?
— Нет,—честно сказал Карысь, — там никого не было.
И ему влетело. Больше всего — за гнёзда. Мать подняла его и повела долгий разговор. Отец и Вера слушали, не вмешивались. Но когда мать сказала, чтобы Карысь собирался и шёл сейчас за сандалиями, отец вздохнул и вмешался. Он сказал матери и Карысю:
— ...Завтра утром мы съездим и найдём сандалии. Никуда они не денутся.
Мать с упрёком посмотрела на отца, Веру, Карыся и одна ушла спать.
Но сандалии куда-то делись. Их не было под первой берёзой и под остальными, на которые лазили ребята, — тоже. Их нигде не было, и получалось так, словно вообще никогда не было. Карысь вспомнил, какие они были жёлтенькие, из города, с блестящими металлическими пряжками и дырочками на носках, и заплакал. И чем дольше он плакал, тем лучше казались ему пропавшие сандалии.
— Ну что ты, Карысь, — удивился отец, — не плачь. На следующий год здесь десять пар сандалий вырастет. Мы весной приедем и все заберём. У тебя будет десять пар сандалий. Тебе на десять лет хватит. Договорились?
Карысь задумался и кивнул головой. Плакать он перестал.
Весну Карысь ожидал с нетерпением. И как только сошёл снег, а вниз по реке проплыли последние льдины, он пошёл в лес. Пошёл один, никому ничего не сказав и оставив дома новые, купленные зимой сандалии. Ещё издали он приглядывался к голым веткам берёз, думая, что сандалии можно увидеть далеко. Но на ветках они не росли, не росли они и под берёзкой. Тогда он сел на землю и крепко задумался.
— Нету, — сказал он дома отцу.
— Что такое? — не понял отец, собирая шприцы в чёрную сумку с красным крестом.
— Сандалии не выросли, — вздохнул Карысь, устав от размышлений.
