Беллисима - [11]

—Посмотри, отец, какая красотка!

—Это одна из твоих манекенщиц или просто знакомая? — рассеянно обернулся Федерико.

Официант указал Марисоль столик в саду, за ко¬торым сидели Линаресы. Пыл ее не остыл, она все еще была настроена воинственно против этого высокомерного богача, который так обошелся с Габи. Но, увидев большие зеленые лужайки, по которым бродили хорошо одетые, праздные люди с клюшками, клумбы с чудесными цветами, она оробела. После тесных улочек с обшарпанными домиками этот роскошный особняк с парком показался ей сказочным раем. Раньше она любовалась такими дворцами только с улицы, через решетку ограды.

Но Марисоль вспомнила, зачем она здесь, и быстро прогнала лирическое настроение.

—Это вы сеньор Рикардо Линарес? — на всякий случай спросила она у того, кто помоложе, хотя по газетным снимкам и телепередачам помнила его лицо.

—Я, красавица моя! — с готовностью вскочил Рикардо из–за стола, как истинный джентльмен. — Можешь мною располагать.

—Негодяй, эксплуататор — вот ты кто. Ты думаешь, если у тебя деньги и власть, ты можешь безнаказанно издеваться над бедной девушкой? — тут же обрушила на него Марисоль свою суровую отповедь. — Ты знаешь, чего стоило Габриеле получить этот диплом? Не думаю, что у тебя есть совесть, но я специально пришла, чтобы швырнуть тебе в физиономию эти рисунки, над которыми она просидела всю ночь.

И она тут же исполнила свою угрозу — рисунки полетели Рикардо в лицо и рассыпались по лужайке. А сама Марисоль уже стремительно удалялась по дорожке, как вихрь, случайно взметнувшийся над этим тихим райским уголком.

— Что это значит, Рикардо? Объясни наконец, — опомнился Федерико.

— Это значит, отец, что я мерзавец и подонок. Ты прав, так жить дальше нельзя: я так завертелся, что забыл… Эта рыженькая… Она ждала меня утром. О, какой же и мерзавец!

Hа стук к двери подошла малышка Йоли, давно уже выполнявшая роль дворецкого в семействе Груберов: она умело выспрашивала о цели визита, не открывая дверь, отваживала неугодных посетителей и вежливо принимала гостей.

— Мы — католики Римской апостольской церкви…

Ничего не покупаем и не продаем, — скороговоркой сообщала Йоли заученные слова, то прикладывая ухо к двери, то приникнув к замочной скважине. — Если вы налоговый инспектор, то дома никого нет.

— Я тоже ничего не покупаю и не продаю, хорошая моя, и я не налоговый инспектор, — заверил ее Рикардо, стоя по ту сторону двери. — Мне нужна Габриела по важному делу.

То, что удалось разглядеть Йоли в замочную скважину, убедило ее, что посетитель — человек вполне приличный. Задав для порядка еще несколько вопросов, она впустила Рикардо и предложила сесть, а сама закричала во все горло: «Габи, Габи!» Так она обычно докладывала о посетителях и вызывала своих домочадцев.

Рикардо сразу же решился на этот шаг и дорогой готовил всевозможные, очень убедительные оправдания, но теперь ему было не по себе. До сих пор ему не доставляло труда разговаривать с женщинами и убеждать их в чем угодно, но Габриела Грубер, он чувствовал, была не совсем обычным экземпляром женской породы и требовала особого подхода. Увидев Рикардо Линареса, она не поверила своим глазам:

—Это еще что такое? Зачем вы пришли? Рикардо тут же мобилизовал все свое обаяние,

красноречие, но этого было мало. На его лице отобразилось такое глубокое раскаяние, сознание своей вины и горячее желание ее загладить, что ни одно женское сердце не выдержало бы и смягчилось. Но только не непреклонная Габриела Грубер.

Он пробовал было разжалобить ее рассказами о своей нечеловеческой занятости и загруженности, о толпах модельеров, портных и тысяче дел, которые он вынужден держать в памяти. Вот она и подвела, память. А тут еще ежегодная демонстрация моды.

—Вас задержали не дела. Вы ведь отправились в клуб играть в гольф, — отрезала Габриела и вдруг заметила папку. — Откуда у вас мои работы?

—Ваша сестра привезла мне их в клуб, — сдержанно сообщил Рикардо, стараясь, чтобы только легкая нотка укора прорвалась в его голосе.

Габриела очень смутилась.

—Что она натворила в клубе? Может быть, устроила скандал? Она у нас немного взбалмошная.

Рикардо искренне аттестовал Марисоль как чрезвычайно милую девушку. Он уже понял, что каяться бесполезно. Он умел влиять на людей. Большой опыт и талант обольстителя подсказали ему верный путь.

— Я недооценил ваших способностей, Габриела. Такую работу невозможно сделать за одну ночь, я думал, что вы принесете рисунки через неделю, две недели. Теперь я признаю: в вас действительно сочетается ум, талант и красота. Примите мои извинении.

Как и в прошлый раз, Габриела тут же поддалась на эту уловку:

— Я понимаю не хуже вас, что создать целую линию за одну ночь невозможно. Я собрала все свои pаботы, сделанные за год на кафедре моделировании, — и в ее голосе уже не было прежней враждебности, хотя она старалась держаться сухо–официального тона. — Я не собиралась больше возвращаться к вам с этими работами не только из–за вашей бесцеремонности, сеньор Линарес. Я умею критически оценивать свои модели: они еще несовершенны.

— Нет–нет! Мне очень поправились ваши работы! — горячо протестовал Рикардо. — Но чтобы не переборщить с лестью и быть более правдоподобным, добавил: — В них есть, конечно, недоработки. Я бы не решился тотчас поставить их на конвейер, но ваши свежие идеи и глаза нам сейчас очень нужны. Считайте, что с сегодняшнего дня вы работаете в нашей фирме, Габриела. Согласны?