Беллини - [122]

Флоримо поспешил сообщить Беллини обо всех этих разговорах и — раз уж так было — высказал свое неодобрение столь откровенно выраженным почитанием дочери одного из самых жестоких Бурбонов. Беллини очень сдержанно, что крайне трудно было от него ожидать, ответил другу, объяснив причину, побудившую его сделать такой жест: «Нужно, мой дорогой, знать нравы этой нации, прежде чем огорчаться. Здесь еще не помнят случая, чтобы опера, имевшая шумный успех, была посвящена какому-нибудь частному лицу. Спонтини посвятил «Весталку» императрице Жозефине, Россини «Вильгельма Телля» — Людовику XVIII, а я не мог не посвятить свою оперу той, кому посвятил».

И далее уточняет даты, желая показать другу, что посвящение оперы королеве было сделано «после того, как он получил депешу и диплом ордена Почетного легиона». После, а не прежде, чтобы снискать расположение королевы, которая на самом деле ничего и не знала о решении, принятом королем, «до тех пор, пока его величество сам не сообщил мне об этом». Словом, Беллини был обязан орденом «непосредственно министру Тьеру, любившему поощрять таланты». Вот в какой последовательности разворачивались события. «А теперь, — заключает композитор, — когда наши враги все переиначивают по-своему, это нисколько не волнует меня, и если они даже вздумают сочинять еще какие-нибудь истории, нужно лишь намекнуть им: пусть только не мешают работать».

Совершенно уверенный в прочности своего положения, он теперь уже никого не боится, даже Доницетти, приехавшего в Париж и начавшего репетиции своей оперы «Марино Фальеро», которая должна была выйти на сцену в начале марта. Краем уха Беллини слышал, что друзья Доницетти «интригуют, где только могут, стараясь обеспечить ему шумный успех и выхлопотать для него рыцарский крест». К сожалению, сведения, которые поступают с репетиций оперы, мало утешительны для бергамасца. Стало известно, что Россини велел Доницетти переписать «интродукцию, финал, другие номера оперы и очень многие стретты». Но как бы ни развернулись события, Беллини они не волнуют.

И все же нужно признать: именно благодаря Беллини итальянская опера впервые получила в Париже орден Почетного легиона, а композитора вызывали на сцену во время действия, что было «неслыханно для французских театров».

Премьера «Марино Фальеро» Доницетти состоялась 12 марта 1835 года и имела довольно прохладный прием. Как ни поддерживала оперу пресса, успеха не прибавлялось и на всех повторных спектаклях, тогда как триумф «Пуритан» по-прежнему был огромным. Так в Итальянском театре началось соперничество: «Пуритане» — «Марино Фальеро», как четыре года назад в театре Каркано: «Анна Болейн» — «Сомнамбула». Это был спор, суть которого, несмотря на иные мелодии, оставалась все той же: Беллини — Доницетти.

Если в Милане оба композитора держались на одном уровне, то в Париже первенство постепенно завоевывал катаниец. Перипетии соревнования уже после закрытия сезона сообщил в письме к дяде Ферлито сам Беллини. История эта точно отражает события, но не очень благородно освещает их, потому что у композитора сквозь радость собственного успеха прорывается и злость, накопившаяся против коллеги за многие месяцы тревоги, волнений и трудов. И он забывает, что победа — столь желанная, такая нелегкая и по праву заслуженная — должна вызывать у победителя благородное желание первым протянуть руку, чтобы помочь подняться поверженному.

Это было как бы случайно вырвавшееся откровение, набросанное на листке почтовой бумаги, где маэстро кратко излагал историю, которая стоила ему «стольких страданий, стольких бессонных ночей и таких дипломатических усилий для привлечения людей на свою сторону, чтобы расстроить дьявольские махинации, направленные на мою погибель». Рассказывая о своих делах, Беллини охотно прибегает к лексике романов того времени, которая помогает ему в более мрачных тонах представить самые обычные события или же разрисовать свои преувеличенные домыслы.

Мы же знаем, что под «дьявольскими махинациями» он имеет в виду контракт, заключенный с Доницетти с одобрения Россини. Знаем также, что «дипломатические усилия» — не что иное, как упорное стремление сблизиться с Россини и с маленьким мирком, суетившимся вокруг его жены. А на самом деле приобрести уважение и любовь супругов Россини ему помогла работа, проделанная им, — именно она вызвала сначала одобрение, а потом и восхищение великого маэстро. Большую роль сыграл и характер Беллини — открытый, живой, по-детски импульсивный.

Но рассказ о событиях, написанный год спустя, как бы сталкивает Беллини, сегодняшнего триумфатора, с Беллини вчерашним — тревожащимся и опасающимся за свою судьбу: музыкант повествует о своей жизни, придавая каждому эпизоду значение, которое, конечно, жило только в его воображении, разукрашивая любое событие на манер романистов.

А события этой новой, к сожалению, последней дуэли между Беллини и Доницетти, если свести их к цифрам, таковы: «Марино Фальеро» была исполнена пять раз, а «Пуритане» — семнадцать. Результаты: «Итак, победа за мной. Публика решила: и он уехал 25-го, думаю, в Неаполь, убежденный в своем провале». И сторонники Доницетти смирились с тем, что ему не вручили никаких наград и даже не предложили нового контракта. Россини же, несмотря на то, что он пригласил Доницетти в Париж и поддерживал его, чтобы столкнуть с Беллини, был вынужден, прослушав:<Марино Фальеро», заявить: «Если бы Доницетти отыскал все самое тривиальное, что только есть в музыке, то и тогда не смог бы написать хуже, чем сделал это в своей опере».