Беллини - [107]

После того как Беллини решил обосноваться в Париже, ему не оставалось ничего другого, как заняться поисками жилища, отвечающего его вкусам и привычкам, и поскорее войти в большой парижский свет, который уже возвращался с загородных дач. Квартиру он снял в двух шагах от Итальянского театра в любопытной постройке, которую называли «Китайские бани». Это было скопление зданий разной высоты с «башней», раскрашенной в цвета, какие мы привыкли видеть на лаковых шкатулках, привезенных из Китая».

Здесь действительно были общественные бани. Но Беллини жил в самой башне, в «нескольких элегантных и удобных комнатах», каждая из которых составляла отдельный этаж этой оригинальной квартиры. Музыкант, конечно, ценил ее преимущество — «удобную близость к Итальянскому театру. Кроме того, из окон башни открывалась восхитительная панорама Парижа. А сами посетители бани меня не беспокоили…»

Связи в высшем парижском свете, с политиками и финансистами, возникли у Беллини на первом же приеме, который был устроен в английском посольстве в столице Франции. «Меня представила, — рассказывает он, — жена посла Англии, с которой я был знаком еще в Лондоне, всем самым знаменитым людям, какие находились в Париже, — французским министрам, послам и их семьям, приглашенным в посольство. И в один только вечер я познакомился со всеми, кто мог оказаться мне особенно полезен и чье покровительство было весьма почетно».

И тотчас же он был введен в мир искусства: «В это время я познакомился с лучшими музыкантами, живописцами и т. д. и т. д. и со многими литераторами», — продолжает он в письме к дяде, и хотя не уточняет подробностей, мы можем не сомневаться, что ввела его в этот мир давняя миланская знакомая — княгиня Кристина ди Бельджойозо, которая принимала его в своем салоне.

Бесстрашная итальянская княгиня как-то восстановила свои силы после нескольких лет политической борьбы, вынудившей ее покинуть Рим и уехать в Геную, потом в Швейцарию и наконец найти прибежище во Франции, где она жила поначалу в полнейшей нищете, гак как австрийские власти конфисковали всю ее собственность, считая княгиню изменницей. С помощью графа Аппони (австрийского посла во Франции, благородного венгра) княгине удалось вернуть часть имущества, и она вновь заняла в Париже положение, соответствующее ее титулу и необыкновенному уму, а также многообразной общественной деятельности.

В своей большой квартире на улице Монпарнас она открыла салон, который вскоре мог поспорить с известным салоном мадам Рекамье[77]. У княгини Кристины ди Бельджойозо собирались самые выдающиеся таланты, какими мог гордиться Париж, — поэты и писатели Виктор Гюго, Альфред де Мюссе, Жорж Саид, Александр Дюма, Генрих Гейне, музыканты Шопен и Лист, политические деятели Адольф Тьер — в ту пору министр внутренних дел, и Гизо, историки Огюстен Тьерри и Жюль Мишле.

Но самыми почетными гостями в салоне княгини, патриотки и заговорщицы, были, конечно, итальянцы, прежде всего политические эмигранты, лица, преследовавшиеся за свои убеждения. Здесь Беллини имел возможность познакомиться с Никколо Томмазео, Винченцо Джоберти, Теренцио Мамиани, Джузеппе Сартори, Микеле Амари, Алессандро Поэрио и Карло Пеноли, со многими другими соотечественниками, которые оказывались в Париже проездом или в ссылке и собирались возле Кристины ди Бельджойозо, чтобы свободно подышать чистым воздухом Отечества.

Среди музыкальных знакомых, которые тогда же появились у Беллини, были неаполитанец Микеле Карафа[78], получивший образование в роддом городе, а теперь преподававший в Парижской консерватории, и немец Фердинанд Паэр[79], обучавшийся музыке в Парме, автор опер и придворный дирижер при королевском дворе. Подружился Беллини и с Буальдье[80], гениальным автором «Белой дамы» (он был уже на склоне лет), с Галеви[81], прославленным оперным композитором и главным хормейстером Гранд-опера, с Калькбреннером и Циммерманом — пианистами и теоретиками музыки.

Но более всего радовала Беллини возможность общаться с прославленным маэстро Луиджи Керубини[82], который был тогда, несмотря на свои семьдесят четыре года, директором Парижской консерватории. Выдающийся композитор, он явился связующим звеном между строгим классицизмом и самыми плодотворными находками романтической выразительности: он был одним из очень немногих маэстро, перед которыми сам Бетховен с уважением склонял голову, а музыкальный мир чтил его как хранителя традиций целого столетия.

Беллини был приглашен на приемы, проходившие в доме старого музыканта в пригороде Пуассоньер, где оказался самым молодым — тридцатидвухлетним — гостем. И катаниец доказал, что оценил этот знак уважения и внимания к нему Керубини; и когда тот попросил молодого человека оставить запись в его альбоме, Беллини тут же сочинил «Канон» для двух голосов в сопровождении фортепиано.

Поставленный в октябре «Пират» прошел с успехом так же, как и «Капулети», — в начале ноября. Признание публики, несомненно, подняло престиж Беллини в парижском свете и помогло завершить переговоры с дирекцией Итальянского театра, которые закончились, конечно, успешно — были приняты условия, выдвинутые композитором. Контракт на новую оперу скорее всего был подписан именно в ноябре 1833 года, потому что как раз в это время Беллини и решил остаться в Париже не только на зиму, но и на более длительный срок. Теперь имело смысл задержаться во Франции: ему предстояло написать новую оперу. Сделать это — значит, выиграть решающее сражение, от которого зависели его престиж, судьба и достойное будущее. Проиграть битву означало бы погибнуть, «скомпрометировать себя перед всей Европой» или же, в лучшем случае, утратить ведущее место в музыкальном мире, какое он занял благодаря своим триумфам, и перейти в ранг более скромного, заурядного ремесленника, каких тысячи.