Белая тишина - [197]

— Черуль, ты обойдешь японцев сзади, пропустишь их в наш загон, обратно ни одного не выпускай, — приказал командир Потапу Черулю.

— Я что, не охотник! — возмутился Черуль. — Будто зверей не подкарауливал. Чего ты учишь меня?

Чируль с отрядом скрылся за деревьями.

— Добрый человек, только ворчливый, — сказал Кирба Богдану.

— Почему ты меня не послал в обход? — спросил Богдан.

— Ты комиссар, зачем тебе ходить в обход?

— А что делает комиссар в отряде?

— Ты сам должен знать, ты комиссар.

— Я не знаю.

— А я откуда должен знать? Я никогда не был комиссаром, да и слово такое услышал только у партизан. Надо было тебе у русских узнать, что тебе делать. Я думаю, ты должен быть рядом со мной, советовать мне, читать и писать бумаги.

Богдан согласился с другом, конечно, он должен быть рядом с Кирбой, охранять его, выполнять его распоряжения. Особенно в бою он необходим командиру.

На дороге показались лошади с розвальнями, за ними шли японские солдаты, уткнув лица в собачьи воротники. Кайныт не приврал — на самом деле многие солдаты прыгали, размахивали руками, хлопали себя в бока. Богдан сосчитал тридцать два солдата. Лошади медленно приближались к засаде. В розвальнях лежали мешки, ящики.

— Надо отсечь солдат от саней, — проговорил Кирба. — Видишь, только на первых санях сидит один солдат, на других нет никого. Я буду стрелять в этого сидящего, а за мной пусть все стреляют в солдат. Чтобы ни один солдат не сел в сани.

Богдан передал приказ командира по цепи, лег поудобнее и приготовился стрелять. Лошади подходили все ближе и ближе, поравнялись с Богданом, прошли чуть вперед. Богдан сжался в комок, он не ощущал мороза, ветра и лицо — он ждал сигнального выстрела Кирбы. Выстрел прозвучал так неожиданно и громко, что он вздрогнул и нажал на спусковой крючок. Лошади испуганно заржали и шарахнулись в разные стороны. С первых саней шаром скатился солдат под ноги второй лошади, лошадь взвилась вверх, сломала оглобли, сани перевернулись и стали поперек дороги. Богдан прицелился в первого бегущего, выстрелил, и солдат серым клубком покатился с дороги. Когда лошади ускакали, солдаты пришли в себя, легли на твердый, обласканный ветрами лед и открыли беспорядочную стрельбу.

«Куда вы денетесь?» — подумал Богдан, стреляя в отползавшего от дороги солдата. Японец дернулся и неподвижно застыл. Солдаты поползли назад, надеясь схорониться за сугробами. Совсем немного им отползти, всего шагов пятьдесят-шестьдесят. Но никто до спасательных сугробов не дополз, один за другим они вытянулись на полпути…

В этот день партизаны собрали богатый трофеи, больше половины лыжников заменили старенькие берданки на новые японские «арисаки», тощие котомки и заплечные мешки набили продовольствием, консервами, сотнями патронов к «арисаки». У убитого офицера партизаны обнаружили часы, бинокль, револьвер и все передали своему командиру. Кирба спрятал часы в кардан, повесил на груди бинокль. Партизаны удовлетворенно закивали головами.

— Теперь ты, Кирба, настоящий командир, — сказали они. — Как Тряпицын или Мизин.

Кирба, довольный, улыбался, он и не старался скрывать своей радости. Он повертел в руке револьвер японского офицера, выстрелил раз и отдал Богдану.

— Ты комиссар, должен носить такое оружие, — сказал он.

Богдан принял оружие, пересчитал патроны. Потом он пересчитал партизан — все были налицо, ни один лыжник не получил даже царапины.

Вдруг Богдан заметил того охотника, который явился к нему в Богородск и потребовал теплой одежды. Охотник принарядился в теплую, обшитую изнутри мехом, японскую шубу. Другие охотники осуждающе смотрели на него и сторонились.

— С мертвого снял, разве так нанай делает? — говорили они.

— Что мне делать, если мне холодно? — огрызался охотник.

— Пересилить холод надо, терпеть надо. С мертвого грех снимать одежду, ему самому одежда понадобится в буни, он там будет замерзать.

— Сами у них отобрали винтовки, это ничего?

— Это ничего, у них надо винтовки отбирать, тогда они в буни не будут воевать. Понимать надо что к чему.

Богдану было жалко охотника, он видел, как корчился тот возле костра, когда отряд ночевал в тайге, под открытым небом. Богдан предложил желающим надеть японские шубы, но никто не захотел притронуться к мертвым солдатам и к их шубам. Но к счастью комиссара, в розвальнях, в одном из мешков нашли несколько новых шуб, и Богдан роздал их особо нуждающимся.

Когда отряд Кирбы вернулся с победой в Касьяновку, крестьяне встретили их более восторженно, чем в первый раз. Кирба отдал крестьянам лошадей, сани, продовольствие. Оружие и боеприпасы лыжники припрятали в надежном мосте.

Командир щедро одарил нивха Кайныта, и тот заявил, что тоже становится партизаном, хочет отомстить японцам, но за что он собирался мстить, партизаны так и не узнали. Кайныт прекрасно знал низовья Амура, лиман и заменил Потапа Чируля, который хуже его был знаком с этими местами.

— Надо в Квакинскую бухту идти, — сказал Кайныт, — там, наши рыбаки говорят, есть белые и японцы.

— Веди туда, — приказал Кирба.

Первая победа, доставшаяся без особых хлопот, без потерь, окрылила лыжников, война с японцами, которые пляшут и прыгают от мороза, казалась им не опасным делом, потому что, как они знали по себе, окоченевший от холода стрелок никогда не попадет в цель.