Белая тишина - [185]

Глотов не находил ответа на свои вопросы и, встревоженный услышанным, подходил к селу Софийску. Здесь его лыжный отряд присоединился к основным силам партизан четвертого боевого района. В просторной избе, где разместился штаб партизан, Павел Григорьевич встретился с бывшим своим командиром Даниилом Мизиным. Тут же находились и другие командиры, они рассматривали карту. Мизин познакомил Глотова с присутствующими и сказал:

— Мы только что вошли в Софийск, полковник Виц загадочно покинул его и отступил в Мариинск. Но оказалось, никакой загадки нет, просто наш командующий товарищ Тряпицын, совершив глубокий маневр, вышел ниже Мариинска, взял село Богородское и отрезал путь полковнику в Николаевск.

— С семью партизанами? — удивился Павел Григорьевич.

— Зачем с семью? С большой армией, — ответил вместо Мизина высокий, чернобородый, худой человек с кавказским акцентом.

Командиры опять наклонились над картами и начали обсуждать план действия. Все сошлись на том, что надо немедленно вслед за белогвардейцами продвигаться к Мариинску.

Глотов подошел к окну, выходившему на Амур. Далеко внизу на правом берегу реки бугрились сопки, в одном места сопки полого спустились к Амуру и будто вытеснили его. На этом месте и стояло село Мариинск, а мыс, вытеснивший Амур, назывался Батарейным, так его назвал еще капитан Невельской, знаменитый исследователь низовьев Амура. На мысу он поставил батарею орудий, прикрыл Амур от иноземцев. Все это вспомнил Павел Григорьевич, стоя у окна, пока командиры получали задания от Даниила Мизина и один за другим покидали штаб.

— Как твои лыжники, сильно устали? — спросил Мизин, отдав последние распоряжения.

— Немного отдохнут и можно в поход, — ответил Глотов.

— Надо на горбу полковника Вица войти в Мариинск, иначе он закрепится там. Очень уж удобное место для обороны. Мыс этот Батарейный вдается в Амур, хорошо оттуда вести огонь и вверх и вниз.

— Но и мыс хорошо простреливается и снизу, и сверху, и с другого берега реки.

— Это верно. Но они закопаются в снег, в землю.

— Тряпицын тоже подходит к Мариинску?

— Да.

— Вы уже согласовали действия?

— Согласовали. Теперь полковнику некуда деться, он отрезан от Николаевска, подкрепления не получит оттуда.

— Даниил, кто назначил Тряпицына командующим? Я об этом что-то не слыхал.

Мизин нахмурился и ответил:

— Сверху его никто не назначал. Командиры собрались и решили, что четвертый боевой район — самостоятельный участок, если он самостоятельный участок, то он должен иметь своего командующего. Между прочим, об этом заговорил сам Тряпицын, а его тут же поддержали товарищи Лапта, Оцевилли-Павлуцкий, Лебедева и другие. Так Яков стал командующим величаться.

— Я, Даниил, много наслышан о его геройстве…

— О, Павел, Амур полнится этим слухом! Крестьяне и партизаны уже легенды сочиняют про его геройство. Он на самом деле очень храбрый человек. Он своей храбростью завоевал уважении партизан. Его народ полюбил. Правда, он сам много делает, чтобы заслужить эту любовь, но иногда промашки дает. Например, он застрелил партизана, у которого обнаружили позолоченную церковную утварь. Это не понравилось многим партизанам. Яков тогда заявил, что он борется за революционную дисциплину.

— А сам себя без приказа ревштаба объявил командующим, — усмехнулся Павел Григорьевич.

— Но партизаны верят ему, даже, можно сказать, преклоняются перед ним. Они не могут забыть, как он появлялся у врагов один, без оружия.

— А была такая необходимость?

— Чтобы зря не проливать братскую кровь, так объясняя Яков. И это очень глубоко запало в людские души, все потом говорили, что он настоящий командир, что бережет жизнь каждого партизана. Яков один явился в отряд Оцевилли и приказал подчиниться ему. Скажу я тебе, этот Оцевилли еще тот огурчик, он у меня в отряде раньше группой командовал, Оцевилли проверил его документы — заявил, что он наседка, провокатор и шпион. И арестовал. Яков стал возмущаться, а его Оцевилли — в каталажку, в крестьянскую баню. Пришли ко мне партизаны, рассказали все, я приказал отпустить его. Целые сутки Оцевилли продержал его в бане, но зато теперь ему в рот заглядывает, в огонь и в воду готов за него идти. Потом Яков один явился в Киселевке к казакам.

— Я слышал об этом, — прервал рассказ Мизина Глотов. — А куда он уходил с семью партизанами, почему оставил фронт? Он ведь не просто командир, а командующий соединением, целым Николаевским направлением. Так, кажется, теперь он величается?

— Командующий, так пусть остается командующим, — сказал Мизин. — Теперь у нас тысячи людей, фронт растянулся, нужен командующий. А ушел Тряпицын к золотодобытчикам, на реку Амгунь, на Кербинские прииски. Я и некоторые командиры были против того, чтобы сам он шел к рабочим за подмогой. Есть же другие командиры, есть большевики рабочие, которые тоже могут собрать новый партизанский отряд. А мы уже знали, что на Керби действуют небольшие партизанские отряды, там есть крепкие большевистские организации. Но Яков настоял на своем и, конечно, его поддержали Лапта, Оцевилли, Лебедева и другие. Но, как говорится, победителя не судят. Тряпицын теперь в Богородске, перекрыл Амур, а полковник Виц обложен, как медведь в берлоге. Как видишь, Тряпицын с блеском справился с выполнением своего плана.