Белая тетрадь - [22]

В сумке под аккуратно сложенной одеждой, практически сверху, обнаружился обещанный пакет с принадлежностями для ванной. Надо же, а наш князь — чистюля-аккуратист. Или заранее обо мне позаботился?

В душе я провела не больше двадцати минут. Вышла как назло в тот же момент, когда Ллайс принес поднос с едой. Окинув меня заинтересованным взглядом, за который та же Феникс бы точно хорошенько подпалила кому-то шевелюру, он улыбнулся и покинул комнату.

Я присмотрелась к тарелкам. Рыба, какой-то салат и стакан воды. Эх, негусто… Но пахла рыба неплохо и еще не остыла, так что жаловаться особенно было не на что.

Присев на подоконник, я принялась за ужин, разглядывая светлеющее небо сквозь приподнятые жалюзи и жидкие плети «девичьего винограда». Потом составила тарелки на пол, притянула колени к подбородку. Влажные волосы черными кольцами рассыпались по рубашке. Капли воды оставляли на мягкой ткани темные следы. Насыщенная синева ночного неба выцветала, принимая неопределенно-серый оттенок. На улицах появлялись первые прохожие. Где-то за поворотом зашуршал метлой по асфальту дворник. Растворялись в призрачном свете солнца звезды, ветер перебирал на деревьях листья…

Мне было так хорошо и спокойно, что я не заметила, как заснула прямо на подоконнике.

Глава 4

… Это было похоже на комариный писк. Не то чтобы громко, но очень настойчиво. И еще — растекалось по сну, как масло по ковру, смутное чувство опасности…

Звук становился все громче. Назойливое насекомое нарезало круги, задевая то лицо, то руки. Я качнула головой, пытаясь отогнать мелкую пакость. Звон становился вибрирующим, въедливым, невыносимым… Я резко вскинула голову… и ударилась об стену затылком, мгновенно просыпаясь.

Максимилиан поспешно отдернул руку и виновато улыбнулся. Странно было видеть этот контраст: вертикальные шакарские зрачки, делающие невыразительным взгляд, хищная заостренность черт… и такое человеческое чувство.

Стояла гнетущая тишина.

— Давно вернулся?

— Только что. А ты, смотрю, отдыхаешь?

— Пытаюсь. Если честно, без особого успеха, — я украдкой зевнула, склонив голову к плечу, и поморщилась. Конечности затекли и ужасно ныли при попытках разогнуть их. — Я пару раз в автобусе засыпала, когда с экскурсий возвращались… Но тогда так не болело. А сейчас чувствую себя отбивной какой-то…

Князь примостился на край подоконника, облокотившись на раму. Окинул внимательным взглядом мои избитые ноги, осторожно провел ладонью в миллиметре от кожи… От вида длинных, как у пианиста, пальцев, оканчивающихся бритвенно острыми когтями пробирала жуть. Какой-то глубинный, неистребимый страх пополам с восхищением — как если сесть на перила балкона на шестнадцатом этаже спиной к пустоте.

«Он не желает мне зла», — сказала я себе, сглатывая. Плавное скольжение узкой ладони на волосок от моей кожи отнюдь не добавляло спокойствия. Ладно. В лаборатории Дэриэлла мне часто приходилось работать с опасными веществами. Тогда тоже было страшно разлить что-нибудь или надышаться парами, но я со временем научилась приглушать инстинкт самосохранения. Когда сильно боишься, делаешь слишком много ошибок.

Я резко выдохнула и до боли зажмурилась, отсчитывая про себя до десяти. В работе с летучими ядами это помогало — отсекало страх, включало сообразительность.

Вряд ли техника работы с шакаи-ар сильно отличается.

— Это все из-за меня? Столько синяков и ссадин… — произнес он слегка растерянно. Я временно затолкала страх куда-то в подсознание — до первого стресса, конечно — и попыталась расслабиться.

Ведь князь не делал мне ничего плохого.

Почти-прикосновение словно вытягивало боль из затекших мышц. Если отрешиться от личности князя, то это было бы… приятно.

Я прикусила губу.

— Не все, но большинство, — мне хотелось одновременно и поджать ногу под себя, чтобы прекратить контакт, и осторожно прижать его ладонь — своей, прямо к острым коленкам в неприятных лиловых пятнах гематом. — Я на мелкие травмы внимания не обращаю, поэтому вечно хожу «раскрашенная», как мама говорит.

Ладонь на мгновение легла на кожу, вызвав волну мурашек… и отдернулась, словно князь вдруг передумал касаться меня.

«Брезгует», — промелькнуло в голове иррационально-обиженное.

— Жаль, что я почти не разбираюсь в человеческой медицине. Вот калечить — другое дело. Могу предложить свои услуги. Высшее качество — и совершенно бесплатно, — усмехнулся он невесело. Я невольно напряглась, не сразу сообразив, что князь просто так странно шутит.

— Не переживай за мои коленки, — несмелая улыбка далась нелегко. — Сварю зелье, все мигом заживет. Алхимия — царица наук, как говорит Дэриэлл… Кстати, — я оживилась. — Как обстоят дела с ингредиентами?

— Травы в сумках, — он кивнул на пакеты и встрепенулся. — И одежда тоже. Хочешь примерить?

— Хочу. И… можно я себе рубашку оставлю? — неожиданно выпалила я и, сообразив, что сказала, залилась густой краской.

Но мне всегда нравилась чужая одежда… Особенно такая, один раз ношенная — свежая, но с едва уловимым индивидуальным запахом, от которого появлялось ощущение сопричастности. Может, в силу привычки — Хелкар в детстве часто одалживал мне свои рубашки. Да и у Дэйра в гостях я нередко спала не в девчачьей ночнушке с кружевами, а в одной из его футболок.