Белая Русь - [120]

Боярин понимал, что царь боится сейчас военного конфликта с Речью Посполитой, хотя на Земском соборе уже дважды вели речь о помощи Хмельницкому войском.

— Оно так, государь, — не хотел перечить Милославский, но и отступать от своих мыслей тоже не хотел. — Тучи висят густые. Гетман Радзивилл собирает войско, чтоб ударить с севера.

— Знаю, — прервал боярина царь. — А уверен ли ты, Илья Данилович, что шведы не станут мешать? — царь глянул на молчавшего до сих пор воеводу Шереметьева.

Воевода зашевелился. И, к удивлению царя, хоть и не прямо, а поддержал Милославского.

— Время подумать, светлейший государь. И на Белой Руси чернь поднимается.

Царь вспомнил о богомольце и спросил у думного дьяка:

— Что в расспросе том говорил игумен?

— Дозволь прочитать, государь?

— Читай!

Дьяк развернул листок, который почему-то дрожал в руках. Царь слушал внимательно, потупив большую круглую голову. Изредка он бросал короткие взгляды то на воеводу, то на боярина. И показалось царю, что известие, которое принес дисненский игумен, по душе пришлось одному и другому. Обстановка на Белой Руси была благоприятной, хотя и тревожной. Богатая шляхта замучила чернь податями и чиншами. Невмоготу стало холопам. «Время подумать…» — сказал воевода. Да, время. Можно не только вернуть Дорогобуж и Смоленск, а вести спор за полоцкие земли, тем паче что об этом просят монастыри. Дьяк кончил читать, а царь все еще неподвижно сидел в раздумье. Поднял внезапно голову на воеводу Шереметьева.

— Неплохо бы придвинуть войско к порубежью. Пусть видит король.

Шереметьев разгадал мысли царя: пусть видит король и держит армаду улан и драгун, не пуская в дело. Это облегчит черкасам вести бои. И все же, не сдержавшись, спросил царя:

— Будем ли закупать мушкеты?.. — Шереметьев ждал ответа и по нему мог бы судить, что втайне думает государь.

— Сколько надобно их?

— Тысяч двадцать, — повел бровью воевода. — И тридцать тысяч пудов пороху.

— Где мыслишь брать, Василий Петрович? — царь прикусил губу, пристально рассматривая воеводу.

— В Голландии, — сразу же ответил Шереметьев. — У них мушкеты добрые, кучно бьют и нетяжкие для походов.

Думный дьяк внимательно слушал разговор и знал, что в мыслях царь принял решение готовиться к войне с Речью Посполитой. Это означало, что возьмет Украину под свою руку. И, как понимал дьяк, удар будет направлен через земли Белой Руси. Разговор шел к концу, и Алмаз Иванов развернул еще один листок.

— Что там? — сдвинул брови царь.

— Челобитная того ж игумена.

— О чем?

— Просит денег, государь.

— Денег? Читай!..

Медленно, немного нараспев, дьяк читал:

— «Царю государю и великому князю Михайловичу всея Руси бьет челом богомолец твой Афиноген игумен Воскресения Христова Дисненского монастыря Полотского уезду. Пожаловал ты, государь, меня, богомольца своего, по нашему челобитью с братьею образами и книгами. И нашего монастыря иное неудобь прибрать образов и книг без денег хотовых, и дорожат. Милосердный государь царь и великий князь Алексей Михайлович всея Руси, пожалей меня, богомольца своего, вели, государь, на образы и на книги деньги выдать. И на твое государево жалованье на деньги я, богомолец, твой, образы и книги скорее приберу. И вели, государь, мне прибавить корму, как тебе, праведному государю, обо мне, богомольце твоем, бог известит. Царь государь, смилуйся…»

— Штодня просят, — царь расстегнул ворот рубахи: в горнице было душно.

— Как прикажешь, государь? — спросил Алмаз Иванов.

— Вели давать поденного корму по гривне на день.

Царь протянул руку к кувшину с квасом. Думный дьяк предупредил его и, налив полную кружку ароматного питья, подал, расплескивая на дорогой коберец.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Могилевский архиепископ Иосиф Бобрикович, тучный, саженного роста старик, брал письмо из рук Алексашки с недоверием. Он расспрашивал, здоров ли игумен Афиноген, как живет Дисна, был ли год хлебным, и пристально рассматривал Алексашку, слушая ответы. Алексашка отвечал, что знал, и дивился расспросам: неужто игумен не написал всего в письме — лист весь испещрен буковками.

— Ждать ли ответного письма? — спросил Алексашка.

— Не собираешься ли в обратный путь? — архиепископ сцепил на животе толстые пальцы.

— Хлопот в городе нет.

— Нет уж, повремени малость, — архиепископ приподнял ризу и нащупал на поясе кожаный мешочек. Распутав тесемку, всунул в узкое горлышко два пальца, заворошил деньгу. Наконец отыскал нужную монету и сунул ее в ладонь Алексашке. — Повремени. Надобен будешь. А пока иди на постой.

Алексашка побрел по улице, оглядываясь на новую церковь Богоявления господня, которую построило могилевское братство за свой кошт. Шел и думал, что щедр душой архиепископ — одарил злотым. Такое у святых отцов не часто бывает. Деньгу они любят и бережливо копят. Решил, что за вести, которые принес от игумена. Видимо, пришлись по сердцу.

Могилев, как и все большие города Белой Руси, имел в центре шляхетный город, обнесенный валом, с крепкими дубовыми воротами. Но, в отличие от Пинска и Полоцка, ремесленный посад был также защищен валом. А весь город уже сам по себе имел стену и ворота. Ворота шляхетного города выходили на просторную и чистую базарную площадь, на которой стояло множество крам, больших и малых. Город людный и нешумный. По просторным крепким домам Алексашка заключил, что живут здесь не бедно: король дал городу право свободной торговли.