Белая Русь - [122]

— Подбери, — тихо шепнул и подошел к лестнице. — Не видать, пане урядник!..

— Должен быть! — рассвирепел урядник и полез по лестнице. — Куда девался?..

Алексашка сжал зубы. Захотелось схватить его и придушить. Посторонился, пропуская Петровского. Пригнувшись, урядник пошел по чердаку, хватаясь за низкие стропила. На мужика все же набрел.

— Вылезай, пес! Не то — порублю здесь!

Мужик покорно стал слезать с чердака. Это был средних лет челядник, с усталым испуганным лицом.

— Вяжите руки ему! — приказал Петровский.

— Веревки нет, пане, — Алексашка прошелся по сеням.

— У тебя там глаза вылезли! — урядник ткнул пальцем на чердак. — Смотри мне! Сбежит — не снесете головы. Ведите!..

Стража привела мужика в суд магистрата и заперла в амбаре.

— Карауль! — урядник ткнул кулаком Алексашке в грудь.

Алексашка остался у двери амбара. Ему было слышно, как за дверями охал и вздыхал челядник. Алексашка тихо отвел щеколду и, слегка приоткрыв дверь, стал у щели.

— За что тебя схватили?

— Сбег от цехмистера, — вздохнул тот. — Сманил меня гончар, деньгу большую обещал…

— Чего испугался? Дадут двадцать плетей. На том и конец.

— Еще цехмистера облаял и кума его, войта…

— Это хуже.

— Хуже? — испугался мужик. — Что сделают?

— Нешто я знаю, — прошептал Алексашка. — Жив будешь.

— Детишки малые…

— Тебя не секли ни разу?

— Бог хоронил… Теперь вот, видишь… За деньгой погнался… Неужто прибьют? — голос мужика дрожал.

— Счастье было твое, что до сих пор не секли. Потому впервые страшно. Ты привыкай. Мужик к лозе привычен должон быть… — зло говорил Алексашка, поглядывая по сторонам, не идет ли урядник.

— Тебе хоть раз выпало? — спросил челядник.

— Хотели, да не дался…

Мужик не понял, как можно не даваться, но больше ничего не спрашивал. Алексашка стоял и думал, что мог бы помочь челяднику — выпустить ночью и бежать из Могилева вместе. Да захочет ли бежать мужик? Может, ему лучше, чтоб высекли и отпустили к бабе и детишкам? Не каждый решится бросить хату и податься в бега. Ему, Алексашке, это не страшно. Но впервые. У него ни бабы, ни детишек, не будет сердце болеть. Но мысль бежать из Могилева зрела с каждым днем. Не может дозволить себе служить магистрату и с королевским урядником хватать хлопов. Алексашка до крови прикусил губу: давал клятву себе биться с панами! Теперь служит панам. Бежать! Сегодня ночью бежать! Куда? Или к черкасам, которые, говорят, стоят под Быховом, или в Дисну. Там сабли накованы. Снова приоткрыл дверь.

— Скажи, если б удалось бежать — бежал бы?

— Куда? — встрепенулся челядник.

— Не знаешь, куда бегут хлопы? В леса бегут, к черкасам. Берут в руки сабли и мушкеты. Черкасы вон три года бьются.

— Страшно бежать, — просипел челядник.

Алексашка метнул глаз на двор и, прижав спиной дверь, мгновенно толкнул щеколду. По двору шли королевский урядник и два похолка. У одного в руках веревка. Раскрыв дверь, стали вязать челяднику руки. Мужик дрожал и молил Петровского:

— Смилуйся, паночек, не карай… Детишки малые в хате…

— Молчи! — приказал урядник. — Государевых мужей поносишь мерзкими словами… Язык тебе вырву, псу!..

Похолки повели челядняка в сторону базарной площади. «Сечь будут, — подумал Алексашка. — Вот и весь суд…»

Вечером Алексашка пришел в хату и растянулся на соломе рядом с Петькой Косым. Петька рассказывал:

— Двадцать плетей дали челяднику. Секли, пока кровь не пошла. Потом повели к цехмистеру. А у мужика ноги не шли. Похолки волокли… Чего молчишь?

— Говорить нечего, оттого и молчу.

Петька Косой не отставал с разговорами. И прежде всего потому, что видел в Алексашке бывалого и не совсем обычного мужика. Алексашка мало рассказывал о себе, хоть тот и расспрашивал по вечерам.

— Не по мне эта служба, — хмуро сказал Алексашка. — Я, Петька, никогда прислужником у шановного панства не был. И не буду… Сбегу!..

— Послушай! — Петька повернулся на бок и придвинулся ближе. — Перехватил я разговор.

В хату вошла баба, следом мужик. Баба загремела печной заслонкой и вытащила горшок с варевом.

— Какой разговор? — нахмурился Алексашка.

— Потом, — и кивнул на бабу.

— Идите вечерять, — баба положила ложки на стол.

После вечери Петька и Алексашка улеглись. Залез на нары и хозяин избы. Утомленные за день мужики уснули быстро. Алексашка проснулся в полночь. Долго лежал и думал. Решил, что тянуть нечего. Через час запоют петухи и начнет светать. Осторожно, чтоб никого не разбудить, поднялся, взял армяк. Под лавкой нащупал топор и вышел из хаты. Не успел ступить шага, как тихо заскрипела дверь. Алексашка вздрогнул: рядом стоял Петька.

— Ты взаправду бежать надумал? — с тревогой прошептал он.

— Караулишь?! — разозлился Алексашка.

— Чего трепешь? — Петька Косой начал божиться. — Проснулся. Досказать тебе хочу.

— Про что будешь досказывать? — оборвал Алексашка.

— Ты не ерепенься, а послушай… В смятении могилевское панство. Поклонский сказывал, что не сегодня-завтра царь известит, что берет Украину под свою руку. Еще будто известно ему, что Русь готовится к войне с Речью Посполитой, собирает ратных людей и делает им смотры. И еще сказывал, — Петька шептал совсем тихо, — ежели такое станется, пойдет он, Поклонский, на службу к царю и Могилев сдаст ратным людям без бою.