Белая лебедь Васьки Бриллианта. Часть 1 - [50]

Арсений удивленно поглядел на Ваську, подозрительно продолжавшего осматривать каждый предмет и заглянувшего в крохотную темную комнатенку с топчаном, на котором лежала стопка чистого белья.

Васька удовлетворенно хмыкнул.

— Молодец Колька! — не удержался он — Крепко видать наказал нарядчику.

— А когда они придут? — спросил Арсений у друга и, тут же осознав наивность своего вопроса, громко рассмеялся.

Они беззаботно смеялись, как в открывшейся двери смутно возникая, прорезался робкий силуэт женщины, застывшей у порога.

— Проходи, ну чего ты! — высокая со светлым лицом женщина смело шагнула внутрь, вытягивая за собой вовсе разомлевшую, едва державшуюся на ногах от волнения Зою.

Зоя была одета в бесформенный лагерный бушлат с огромной биркой на груди. На ногах ее были залатанные дохлые пимы.

Она стояла посреди комнаты, коротко остриженная и оттого казавшаяся близорукой, все еще не веря в происходящее, глядела и не могла наглядеться на синеглазого парня, думами о котором, жила последнее непростое время. Зоя хотела произнести его имя и не могла. Все слова, которые она слагала пока шла сюда, улетели из нее, растворились, а сердце рвалось сквозь ребра наружу и стучало так, что ей казалось — его слышно за пределами этого домика. Она хотела было протянуть к нему руки, но они словно одеревенели и беспомощно висели вдоль тела, точно отсохшие березовые веточки.

Ирина повисла на шее засмущавшегося Арсения, с которого слетели очки, и он растерянно хлопая глазами, все пытался наклониться, чтобы поднять их.

Дав Зое время успокоиться, Васька, отлично понявший состояние женщины, наконец, шагнул к ней навстречу, и широко раскинув руки, обнял ее.

— Зоя! — прошептал он.

Он почувствовал, как его кисть обожгли горячие Зоины слезы и, отклонившись назад, вгляделся ей в глаза, исторгающие не ручьи — горючие светлые потоки!

— Бедная! Намаялась! Что за время? Что за лихолетье? Ей-то за что? Она ведь вовсе далекая! — пронеслось в голове.

— Ва-си-ли-ий! — лязгая зубами, произнесла его имя Зоя.

— Что милая?

— Я ду-ма-ла толь-ко о те-о-те-бе!

Будто прорвало плотину, и вся накопившаяся влага рванула вниз из этих светлых серых зрачков, стремительно затапливая комнату, в которой уже по грудь погружались образы Василия, его товарища Арсения и Ирины. Зоя словно подкошенная обессиленно рухнула на пол, и только Васькина реакция не дала коснуться ей грязных половых досок. Он подхватил ее на руки и решительно унес на топчан.

Арсений заметался по комнате, не зная, что ему предпринять, пока прикрикнувшая на него Ирина не усадила его за стол.

— Сиди, не мешай! Вырубилась баба, подумаешь! Щас она придет в себя…

Васька поднес к губам Зои стакан с водой. Она едва глотнула, и вода потекла с ее подбородка по тонкой беззащитной шее, прямо к ложбинке пролегавшей посредине груди.

Она открыла глаза и, разглядев над собой голубые Васькины глаза, умиротворенно вновь прикрыла веки.

В передней комнате смелая Ирина потрошила «сидор», украшая стол продуктами.

— Хорошо живут Воры!

— Я не Вор — запротестовал Арсений.

— Ты у меня птенец. Только гляди не вывались из гнезда!

— Почему ты так говоришь, Ирина?

— Я знаю, что говорю, поверь мне милый. Но ты птенец, который скоро станет летать самостоятельно.

Арсений засмеялся, Ирина подхватила, и они принялись заразительно ржать, забыв и про Ваську и про Зою и о том, что ни разу не виделись с момента их случайной встречи во влажной бане. Впрочем, про баню они вспомнили тут-же, через минуту и расхохотались пуще прежнего.

— Я конвоиру говорю, ты покури пока, я быстренько вымоюсь. Заглядываю в моечную и ви-жу-у! как ты думаешь, что я там увидела?

— А что ты там увидела? — подыграл ей Арсений.

— Увидела голого, абсолютно голого мужика в хлопьях пены, ха-ха-ха!

— И что ты стала с ним делать?

— Я? Я? Тихо, там же Вася, он все слышит… — донесся угасающий смешок Ирины.

Васька продолжал сидеть около лежащей в беспамятстве Зои, держа в руке ее горячую ладонь. Зоя металась в бреду, шептала смутные слова, несколько раз делала попытки подняться и вновь обессиленная падала на топчан. Тихонечко ойкнула входная дверь.

«Арсений с бригадиршей ушли в сени» — догадался Васька.

А в сенях изголодавшаяся до мужской ласки бригадирша, впившись горячими губами в губы своего возлюбленного парня жадно его целовала. Кто-то из них двоих зацепил ногами порожнее ведро, загрохотавшее в тихой ночи. Слышно было, как они оба прыснули от смеха, в ответ, на что, сидевший в темноте Васька тоже улыбнулся:

— Голодные!

Ирина расстегнула на груди Арсения пуговицы рубахи и прижалась щекой к крепкому мужскому телу, затем рванула с себя кофту, представая перед ним обнаженной до пояса. Рассеянный свет, идущий с периметра, едва дотягиваясь к домику нарядчика, скользнув от заснеженной земли в темноту сеней, в самой лишь малости высветил крупные набухшие груди молодой женщины, томившихся в своей спелости.

В эту минуту Арсений готов был дать любые клятвы, принести любые жертвы, только — бы коснуться бархатистости этой кожи, источающей сквозь мартовский холод материнское тепло. Все разом отринулось от него куда-то за черту тьмы, куда не дотягивался свет, и там оно сгинуло на короткое время: горькая обида на Алевтину, жажда мести вору Пеце, нескончаемые оледеневшие баланы на полувагонах, тонущие в тумане крики бригадира Сотникова…