Белая лебедь Васьки Бриллианта. Часть 1 - [15]

— Какие у нас у всех разные судьбы — вздохнул Ваня — но зато тюрьма нас свела, и это здорово, парни. Я предлагаю вам дружбу!

— Принимается! — улыбнулся Васька — тогда не теряйтесь! Срока у нас не маленькие и неизвестно куда закинут.

— Где-бы мы не были, наша дружба поможет нам все преодолеть и освободиться — убеждённо, с блеском в глазах заявил Арсений.

«Никогда не воспользуюсь милостью власти, сам буду решать, когда мне уйти на свободу!» — размышлял Васька, но вслух не произнёс ничего.

Точно уже тогда знал он, как мало ему доведётся дружить в жизни, и редко с кем можно будет быть искренним — просто лежать на шконке, в окружении друзей.

— Василий, а ты закончил читать Горького «Фому Гордеева»?

— Да, почему ты спросил, Арсений?

— Ждал, когда ты прочтёшь, чтобы поговорить об этом. Я ведь сам её только в тюрьме и прочёл, за три ночи проглотил.

— Горький полно и красочно показал быт и разврат купечества. Этому Фоме больше ничего не оставалось делать, как пить, гулять и блатовать. Я ещё мало читал Горького, при случае обязательно прочту все его произведения.

- А вот как ты относишься к самой его личности, Василий? Ведь его сам Ленин называл писателем революции.

- На мой взгляд, он личность мутная, хотя очень влиятельная. Но в целом, я недостаточно достоверно знаю о его биографии, чтобы окончательно сформировать мнение!

— А Ленин? Выходит он не разглядел, так что ли?

— Арсений, тюрьма не самое удобное место для таких разговоров. И тут, в больше степени я не хочу подвергать риску тебя, ты и так придавлен сроком, да Ваньку. Но коротко я тебе всё-же отвечу. Ленин — это самая крупная сука на Руси, которая и есть Антихрист. И все эти Троцкие, Бухарины, Зиновьевы, Каменевы — тоже слуги Дьявола.

Побледневший, не на шутку испугавшийся Арсений схватил Ваську за руку и быстро зашептал:

— Василий, давай прекратим этот разговор. Пожалуйста. Прости меня, что я его спровоцировал. Я не думал, что мы так далеко зайдём.

Васька приподнялся на локте, посмотрел на своих новых друзей и улыбнулся:

— Тогда пусть Ванька расскажет про свой колхоз.

— Давай Ваня, расскажи — горячо принялся просить Арсений.

— Не могу я ребята, что-то плохо мне, позвоночник огнём горит. Наверное, недолго мне осталось — прошептал Ванька — Что происходит в государстве, мы ведь с бабами вместо коней, себя запрягали в плуг и пахали? Работали от зари до зари, ради страны, ради партии, а тут переломали всего и сделали инвалидом. За что? — по небритой щеке Ваньки лились горячие слёзы.

— Держись Иван. Доедем до зоны, там я тебя на ноги поставлю. Слово даю! К девкам вместе пойдём — Васька говорил так, что для сомнений не было места и лежавший неподвижно Ванька и соскочивший с места Арсений поверили ему.

— Тогда нам надо быстрей попасть на этап — произнёс, резко выдыхая, разгоняя слёзы, Ванька Смирнов.

— Уже скоро. «Пеца» пробивал, весь наш продол формируют. Так что держитесь.

— Василий, а у тебя получится встретиться с Зоей?

— Да. Все утрясено. Сегодня!

— И ты молчал…

— Это тюрьма Арсений. Научись хранить тайны.

— Извини Василий, рядом с тобой я чувствую себя в безопасности и забываю что я в тюрьме.

Васька ничего не ответил Арсению, внимательно наблюдая за тем, как «Пеца» во время тасования передергивал колоду и «заряжал» её.

Его противник по игре не сводил глаз с ловких рук «Пецы», однако ничего подозрительного не мог уловить.

«Пеца» отдавал противнику «заряженную» колоду и тот раздавал её. Они брали карты в руки и осторожно раздвигали их, словно обращались с минными взрывателями. Как ни вглядывался соперник «Пецы» в свои карты, как он не размышлял, всё оказывалось напрасным, он раз за разом проигрывал.

Ближе к ночи за Васькой пришёл татарин, с помятым лицом, будто по нему проехал гусеничный трактор. Он отворил дверь, и Васька вышел в коридор.

Они шли по кривым переходам, под тяжелыми сводами, по железным лестницам спускались вниз. Воздух тюрьмы казалось, был наполнен приглушенными звуками, среди которых если внимательно вслушиваться, можно было различить чьи-то стоны, выкрики, обрывки песен, рявкающие команды, стук алюминиевой посуды.

Он пах отчаянием, человеческими испражнениями, многотысячным горем и неизвестностью.

— Мой начальник исказал мине, что ты акча даёшь.

— Слушай татарин, ты всё получишь, если будешь делать, что я тебе скажу. Понял меня?

— Всё будет хороший, всё будет Васка.

Он открыл дверь камеры, тесной, крохотной, затхлой и пропустил Ваську внутрь.

— Где цветы? — хмурясь, спросил Васька.

— Светы спрятал под матрац, открой, там лежит.

— А еда?

— «Сидор»? Под нарой.

— Все татарин, веди её быстрей и смотри, чтобы без «шухера».

— Исделаю, жди Васка.

Татарин исчез, захлопнув дверь, а Васька, откинув матрац, взял в руки смятый букетик «маргариток» и аккуратно расправил лепесточки.

Зоя оказалась и вправду красивой. Короткая причёска огненных волос показалась Ваське застывшим, словно вулканическая магма, золотым ореолом. По переносице будто бы только что прозревшие, разбегались рыжие, озорные веснушки. Это обезоруживало и в то же время моментально делало её, незнакомую женщину, ЖИРовку — как принято было называть врагов народа — близкой и даже в какой-то мере родной.