Беларуский Донбасс - [70]
Очевидно, что подобная стратегия спецслужб — присматривать за боевиками, но массово их не преследовать — решение политическое. Иначе и быть не может. Лукашенковская Беларусь — жесткая диктатура, для которой характерна строгая дисциплина во властном аппарате. Здесь есть только один центр принятия решений — сам Лукашенко. Он стремится контролировать в стране все: от условий содержания коров до надписей на бигбордах. Он публично карает и милует, выступает в роли следователя, прокурора и судьи. Сценарий, где Лукашенко перед объективами телекамер говорит силовикам, что «никаких боевиков в стране быть не должно», а силовики демонстративно саботируют указания, — это ненаучная фантастика. Главы спецслужб просто лишились бы своих должностей после такой дерзости. А значит, силовики параллельно получили от Лукашенко совершенно другие указания, которые и выполняют по сей день. Вопрос лишь в том, какова мотивация главы государства.
По одной из версий, ключевую роль играет фактор Кремля: Лукашенко не хочет давать восточному соседу повод обвинить себя в «русофобии». «По линии МИД Беларуси всегда говорят, что это (привлечение боевиков из ДНР и ЛНР к уголовной ответственности на территории Беларуси. — И. И.) в компетенции других органов. В формальной обстановке посыл идет такой, что, мол, рассмотрим вопрос, а в неформальной — кивают на ту сторону, на Россию», — рассказывал соавтору книги Катерине Андреевой заместитель министра иностранных дел Украины Василий Боднар в ноябре 2018 года.
Москва действительно может начать спекулировать на этой теме, однако подобное объяснение точно нельзя считать исчерпывающим. С одной стороны, Путина вряд ли всерьез могла обеспокоить судьба иностранных боевиков, которые, вероятно, в его глазах — пушечное мясо. С другой стороны, Лукашенко не раз демонстрировал, что при желании он готов идти на весьма жесткие меры даже в отношении своего грозного союзника. В 2013-м по его личному приказу в Минске арестовали гендиректора «Уралкалия» Владислава Баумгертнера — фигуру несоизмеримо более значимую, чем какой-нибудь безвестный сторонник «русского мира» из беларуской глубинки. Есть и более свежий пример: в декабре 2016 года власти Беларуси не побоялись раскрутить «дело Регнума»[84], арестовав трех внештатных авторов прокремлевского информагентства и объявив в розыск их шеф-редактора. Ни та, ни другая история не спровоцировали Москву на серьезный конфликт с Лукашенко.
Поэтому главная причина лояльного отношения к бойцам ДНР и ЛНР все же в другом: Лукашенко и его силовики не видят в них реальной угрозы для себя. Даже если боевики не являются сторонниками действующей власти, они в любом случае часть того ментального дискурса, на котором построен политический режим Лукашенко с его антизападничеством, антидемократичностью и тоской по советскому прошлому. Они скорее будут сражаться против условного беларуского Майдана, чем против власти Лукашенко[85]. Этим боевики ДНР и ЛНР принципиально отличаются от тех беларуских добровольцев на стороне Украины.
Спецслужбы Лукашенко видят в боевиках «социально близкий элемент». Российскую агрессию против Украины они, может, напрямую и не поддерживают, но порыв, заставивший соотечественников принять в этой агрессии участие, — понимают. Недаром многие беларусы, воюющие за ДНР и ЛНР, обращали внимание на подчеркнуто лояльное личное отношение к ним сотрудников КГБ и МВД. Удивляться тут нечему: памятники Дзержинскому и царскому городовому, министр в форме сталинского милиционера и празднование столетия ЧК — все это неотъемлемая часть «русского мира»[86]. Имперская Россия беларуским силовикам гораздо симпатичнее, чем Украина с ее евроинтеграцией.
Это понимание (и даже полное оправдание) российской стороны конфликта и сам Лукашенко неоднократно проговаривал в публичных выступлениях. «Понимаете, Россию, да и нам от этого доставалось, замордовали и достали до того, что наступил момент, когда Россия уже не могла не реагировать. Для нее, для такой империи, это было равнозначно смерти. Когда начинают бить, убивать и резать, как многие думали, русских людей (а именно так общество в России воспринимало, точно так воспринимал это и Путин), скажите, он что, должен был молчать?» Эту нехитрую сентенцию легко представить в устах боевика, приехавшего на Донбасс воевать против «бандеровцев» и «пиндосов». Однако эти слова были сказаны Александром Лукашенко в интервью Савику Шустеру 28 марта 2014 года и касались аннексии Крыма. Даже когда Шустер справедливо заметил, что резни-то никакой не было, беларуский лидер ничуть не смутился: «Я знаю, что не было. Но в России воспринималось, да и мы так воспринимали, что такое может быть и если сейчас не пресечь, то вдруг появится этот нож». То есть вовсе не важно, как дело обстояло на самом деле — главное, как это представлялось в воспаленном мозгу агрессора. Ту же мысль (причем, еще в более однозначной форме) Лукашенко повторил в интервью «Евроньюс»: мол, это именно Украина дала повод предпринять «превентивные меры к защите русскоязычного населения». «Зачем было хвататься за это острое оружие, как язык? Ну, разговаривают на юго-востоке на русском языке люди и на украинском — ну и пусть разговаривают. Неужели в эту острую фазу противостояния надо было давить на русскоязычных людей, в том числе ущемляя их права?!» — возмущался он. В октябре 2014 года, в беседе с российскими журналистами, Лукашенко был еще более откровенен. «Что касается вот этой бойни на юго-востоке Украины. Давайте не будем темнить друг перед другом, ведь если бы не Россия, то дни ДНР и ЛНР были бы сочтены давно.
