Беглый дедушка - [28]

Жизнь без приключений выглядит тускло, как старый металлический чайник. Жизнь надо время от времени тереть за бочок: или джин вылетит, или, на худой конец, бочок заблестит.

– Расскажи, дедушка, про свою экскурсию, – попросил я.

Матрас посмотрел на меня благодарно, и я порадовался, что у меня есть такой замечательный друг.

Дед откашлялся, приготовляясь к излишнесловию. Он потряс головой, вытряхивая из ушей остатки вчерашнего сна. Поморгал, устаканивая внутреннюю картинку. Пару раз хрюкнул, отгоняя самые лишние воспоминания. Топнул ножкой, приноравливаясь к силе тяжести. Потом топнул второй, потому что их у него две. Наконец, он набрал полные легкие воздуха, и стал извиняться, как большой артист.

– Я не Дюма, Александр-отец, – извинился дед, – но постараюсь.

– А мы читали «Трех мушкетеров»! – крикнул Матрас, – Мы же читали, да, Серый?

– Читали, – подтвердил я.

– Отца-то и мы читали, – сказал дед, – Но потом то ли он исписался, то ли я исчитался… а также иссмотрелся, изгулялся и излюбился, что самое тусклое.

– Ты после Дюма потускнел, да, дедушка? – посочувствовал Матрас.

– Нет, – сказал дед, – потускнел я раньше. Можно сказать, что я родился тусклым, а Дюма наоборот, старался меня сделать ярче.

Я представил, как Александр Дюма трет старый чайник, чтобы тот заблестел. А вместо чайника натирает нам деда, как Хоттабыча. Ох уж этот волшебник Дюма!

Дед приподнялся, протянул руку и взял узелок со стола. Я даже не замечал, что узелок был не внутри дедовой груди, как раньше. Наверное, нам с Матрасом можно было уже доверять.

– Вам можно доверять, ребята, – сказал дед, – В этом узелке вся моя жизнь. Хотите взглянуть? Мне это поможет красочно развернуть рассказ. Вы это… вы уж простите, что я с вами по-взрослому, я не умею с детьми разговаривать.

– Спасибо, дедушка, – сказал я, – Мы правда рады, что ты не умеешь. Разворачивай, как можешь.

– Вот бы так в школе, – Матрас мечтательно улыбнулся кухонному потолку, – Тебе рады за то, что ты не умеешь…

– Зато я искренний, – сказал дед, – Надеюсь, это компенсирует, хотя бы частично, отсутствие опыта общения с подрастающим поколением.

Он ловко развязал узел на узелке, потом повторил это еще раз восемь. Узелок, разворачиваясь, как спасательный плот на воде, постепенно терял форму шара. Так земной глобус, ложась на плоскость и превращаясь в карту, теряет пропорции, зато становится обозрим даже наскоро брошенным взглядом. Размотавшись, узелок открыл кучку мелких сокровищ, упрятанных в тряпичные недра. Это была дедова прежняя жизнь.

Как известно, слона едят по частям. Не пытаясь единомоментно постичь тайну дедовой прежнести, я взял в ручки какой-то флакончик. Разумеется, я перед этим вежливо испросил взглядом дедушкино разрешение, и дед мне ответил согласным кивком.

– Шампунь, – сказал дед, – Это было второе, после паспорта, что я захватил с собой, пускаясь в путешествие по нижнему миру. Не могу, ребята, без гигиены, и вам не советую.

Он не посоветовал нам быть без гигиены таким тоном, будто точно знал, что рано или поздно мы решим повторить его путь.

– «Рецепты сибирской бабушки травницы», прочитал я на этикетке, – «Целебный набор трав, собранных с любовью на необъятных просторах. Экстракт лебеды, экстракт мяты, экстракт зверобоя…»

Я всегда читаю, из чего сделаны вещи. У нас в туалете их много, а книжку с собой брать мама не разрешает, засиживаюсь.

«… экстракт облепихи, диметилгидрохлорид экстрамидетола, ультратермогидрат протохинина, рабиндранат тагора, этилонитрат пентафтордименала, оксабутодилат литиевой кислоты, дефлорат первого бутилата, экстра… какой мелкий шрифт, Господи… экстраметил тетраметана…»

– Какая развитая бабушка, – сказал я, оторвавшись от чтения надписей, – Какие научные у нее рецепты.

– Из новосибирского академгородка бабушка травница, – понимающе сказал Матрас.

Захотелось протереть уставшие от мелкого шрифта глаза, но я побоялся – вдруг в них попадет тетрагидрометил из флакончика сибирской травницы? Я ж за него брался, за флакончик.

– А компас ты с собой в путешествие взял, дедушка? – спросил Матрас, – Или только шампунь?

Матрас взял бы только пожрать, и компас. И матрас.

– Не взял, – сказал дед, – потому что я отправился в неизвестность.

Это было понятно, потому что неизвестность просто обязана располагаться неизвестно где.

– А записные книжки зачем? – спросил я, вытаскивая из узелка небольшой блокнотик в потрепанном переплете.

Я взял его в руку и ощутил аромат полуистлевшей бумаги. Так же пахло в одном из уголков нашего подвала, где сосед – другой, не дядя Вадим – держал пачки старых «Крокодилов». Там какие-то капиталисты угнетали негров, бряцали атомными бомбами и публично жрали ананасы и рябчиков в большом помещении. Пока они жрали, за окном помещения ходил человек с надписью на спине «Ищу работу», но жрущих это не смущало, они выглядели невероятно довольными собой и своими высокими цилиндрическими шляпами.

Те «Крокодилы» пахли, как дедов блокнот. Наверное, в блокноте тоже про рябчиков, негров и поиски работы.

– Дедушка, – просил я, осененный неожиданной догадкой, – ты был богачом? А потом раздал всё бедным, и отправился в путешествие?