Беглый дедушка - [24]

– Эй, – позвал нас дядя Вадим, – Вы там живы?

Не дожидаясь ответа, он попрыгал у нас на головах, нацеливаясь на окончательный бросок к цели, потом сполз в сторону и принялся разбирать баррикады. Чтобы не попасть под удар его энтузиазма, мы с дедом сгруппировались в середине подкроватного пространства. Я глянул на деда: похоже, заветный узелок составлял сейчас всё его счастье. Он что, золотой, этот паспорт?

Где-то наверху раздавался грохот проходческого щита. Вскоре под кроватью стало светлее. Это дядя Вадим постарался, и дал нам свет, как Днепрогэс.

– Вылазьте давайте, – устало произнес дядя Вадим, и отвернул в сторону последний лист фанеры. Переломанная и мокрая деревяха постояла на ребре и рухнула, как уставшая бороться за жизнь береза падает, подрезанная бензопилой.

Я первым выбрался из-под кровати. Дед меня сейчас не особенно интересовал – его жизнь удалась, он получил всё, за чем шел в это странное место.

Дом рухнул не весь, лишь частично, в пределах дедовой комнаты. Её стены все-таки уцелели, просто они больше не могли держать потолок. Две стены разъехались в стороны, а третья, словно рассорившись с ними, склонилась внутрь. Именно это её предательство спасло нас от гораздо более сильного завала, нежели произошел. Это же спасло наши чипированные уши от возможных словес дядя Вадима. Тем не менее, я был очень ему благодарен.

– Спасибо, дядя Днепрогэс… э-э, дядя Вадим, – поблагодарил я нашего героического соседа.

– Не за что, – буркнул тот, не заметив моей оговорки.

И тут снова щелкнуло – это я опять повзрослел. Я поднял левую руку к уху и пощелкал по микрочипу. Будто проверял микрофон, как конферансье перед концертом. Надеюсь, наблюдающий за мной оператор на летающей тарелке в этот момент не оглох.

– Дед, а дед, – позвал дядя Вадим, – Ты там что, плавать учишься? Выныривай давай, сохнуть поедем.

Дед пошевелился, словно надевал ласты, закряхтел и выполз наружу. К груди он прижимал свой узелок.

– Я знал, что чердак подтекает, – сообщил дед, надеясь на аплодисменты, – Надо было сказать вам…

– Крыша у тебя подтекает, старый, – вместо аплодисментов информировал его дядя Вадим, – Что там у тебя, клад?

Это он заметил заветный дедов багаж. Словно опасаясь, что могучий сосед вырвет узелок вместе с руками, дед еще крепче прижал к себе найденное, и осторожно отодвинулся.

– Гы, дед! – заржал дядя Вадим, – Долю, дед, долю!

Вид у него при этом стал неприятный, как у человека, сбежавшего из тюрьмы. Разумеется, я не мог не защитить в таком случае своего деда.

– Деда, оторви ему с фоткой, – попросил я деда, зная, что у того в узелке.

– Себе оторви, нахалёнок, – посоветовал мне дядя Вадим.

Хамить дяде Вадиму – мое призвание. Не пойду во врачи, пожалуй. Поступлю в Первый Хамский, получу балаклавра с красным дипломом.

– Или отдай обложку, – сказал я деду, – Если кожаная, то ее даже есть можно.

– Неотложку, – пообещал дядя Вадим, – Обложку… Вот и спасай таких, неблагодарных. Деда съешь своего, он тоже кожаный!

Дед почувствовал себя виноватым. Он отпустил узелок, но тот не убежал, остался в дедовой руке, как верная собачонка. Видно было, что дед хочет загладить мои слова и сделать дяде Вадиму приятное.

– Спасибо, Вадим, вы спасли нам жизнь, – сказал дед, потом чуть замялся, и продолжил в качестве извинения за столько короткую благодарность, – Вы знаете Вадим, я тоже читал Фрейда… кажется. Там у него не фека… короче говоря, у вас, возможно, анальная фиксация, но вы в этом не виноваты.

Дядя Вадим кивнул, принимая эти слова, как извинения.

– Вот и я думаю, какая еще фекальная недостаточность, – сказал дядя Вадим, – Такого говнистого, как я, еще поискать.

– Можно и не искать, – пробурчал я тихо, чтобы меня не услышали: мне еще на этом «форде» ездить не раз по делам, – Зато вы не тонете.

Ох, и быстро же я взрослею! Глянул вниз, неприятно ожидая увидеть в мокроводье своё отражение – но сии воды были мелки и легкомысленно колыхались, пуская рябь. Не было там моего резко повзрослевшего лица. Ничего там не было, кроме хлама, несомого легким течение в сторону выхода. Ну и хорошо, а то вдруг я повзрослел не только внутренне, но и внешне? К усам ведь еще привыкнуть надо будет.

– Идемте, – сказал дядя Вадим, и все повернули за ним.

Рухнула только эта комната, и к выходу из дома нам пришлось топать сквозь тот же коридор, накрытый живым пока еще потолком. Не было никаких сомнений, что жить ему оставалось не слишком долго. Мы шли, осторожно надеясь, что на наш век живучести потолка хватит.

Миновав этот жуткий проход, мы вырвались на крыльцо и пошагали быстрее по относительно ровной поверхности земного шара. Словно в честь нашей победы, дождь закончился. Над кладбищем повисла удивительно красивая радуга, словно ворота, приглашающие войти. Я уж хотел было обратить внимание взрослых на этот факт, но передумал.

Шли сразу к машине, не оглядываясь на руины. Впереди дядя Вадим, потом я, и где-то позади дед со своим паспортом.

– Кое-кто мокрый поедет пешком! – сообщил дядя Вадим, подходя к «форду», и во мне шевельнулись опасения: чур не я.

Раньше такое не шевелилось.

– Не хочу, – сказал я вслух, – Не хочу становиться взрослым.