Беглый дедушка - [20]

Я ехал, и наблюдал за тем, как Божьи дворники машут: медленно, но верно. Если какую каплю им не удавалось размазать, они ее вежливо отодвигали на край стекла, а оттуда поток воздуха забрасывал ее обратно в небо. Я заглянул в зеркальце заднего вида: так и есть, позади машины наблюдался восходящий поток дождя, словно тучи втягивали свою воду обратно. Надо же, как интересно: маленький «форд» участвует в круговороте воды в природе самым прямым образом!

– Дядя Вадим! – поспешил я обрадовать нашего водителя, – Посмотрите! Мы забрасываем воду на небо! Это же удивительно: из облака она падает вниз, а мы отправляем ее обратно!

Вода, хоть и не падала на меня, все же омывала мой ум неведомым образом, удаляя из него мусор ненужных мыслей. Утончившись, я замечал момент начала собственного грядущего восторга: вот сейчас будет восторг, сейчас! Как тут не поделиться счастьем дождя с другими – никак.

– Облака посылают нам воду вниз – а мы ее им наверх! – заорал я.

– Всегда знал, что я против неба, – сказал дядя Вадим.

Так мы и плыли сквозь милый Сиреченск, вяло отмахиваясь от нападающего на лобовое стекло дождя.

– Можно вокруг, – посоветовал я, когда впереди показалось кладбище.

– Мы там не проедем, двинем слева, – решительно сказал дядя Вадим, и я понял, что штурман здесь тоже он.

– Деда, а деда, поедем вокруг? – все-таки дернулся я.

– Меня везут, чего же боле… – вяло отозвался дед, и я тоже смирился с полной властью дяди Вадима.

Наш капитан рулил и молчал, а мы с дедом просто молчали, вполне удовлетворенные своей пассажирской судьбой. Как говорит Матрасов батя: «лучше плохо ехать, чем хорошо идти», а мы и ехали вполне ничего.

Кладбище наш фрегат обплывал по длинной дуге, и я подумал, что бегай мы с Матрасом такими дугами, ни в жисть не поймал бы я деда.

Ну вот, взрослым можно говорить «ни в жисть», а мне «обплывал» нельзя.

Наконец, показался знакомый дом. Видно было издалека, какой он мокрый. У бабушки в деревне петух однажды так сильно устал бегать, что остался стоять под налетевшим дождем, пока его на руках не отнесли под навес. Дом напомнил мне эту бедную птицу. Он стоял и медленно намокал, столь же бесполезный, как тот петух. Вот курица, та полезная – она яйца несет. А что петух делает – кукарекает? Так это, как говорится, на любителя. Матрас бы точно предпочел поставить на будильник какую-нибудь другую мелодию.

Дом был большой, и отнести его под навес, чтобы не намок, было бы невозможно. Вдобавок, он даже не кукарекал. Но я-то знал, что он сам укрывал от дождей моего деда, и не выдержал, разблагодарился.

– Спасибо, добрый дом, – сказал я.

– Я не дом, – сказал дядя Вадим, – Я вообще мог и не ехать. Очень мне нужно в такую дождину соглашаться переться.

– Вам особенно спасибо, дядя Вадим, – искренне поблагодарил я человека, согласившегося переться в такую дождину.

– Премного вам благодарен, дорогой сосед, – присоединился к моей благодарности дед.

Это уже получилась ну очень большая благодарность. Дяде Вадиму стало приятно, он замурлыкал и нежно припарковал свой «форд» возле знакомых остатков калитки.

– Ну-с, – довольно сказал он, – Скорый поезд «Москва-Сиреченск» прибыл на второй путь… э, нет! На первый!

Дед от его голоса даже вздрогнул, и закивал: на первый конечно, на первый. Я пожал плечами: на первый, так на первый.

Теперь ему, деду, надо что-то делать, его выход. Я ведь не был информирован о том, зачем мы сюда «приперлись в такую дождину». Пусть дед сам знает, что надо делать.

У меня перед глазами мелькали картинки с материальными бонусами: «Юный химик», новый велик, путешествие вокруг света… ведро мороженого. Это я так научился охлаждать пыл, ставить себя на место. Мама, например, в подобном случае сказала бы голосом вредной тёти из старой комедии:

– Водока-ачку! – это у мамы вместо ведра мороженого.

Это называется «обломить», хоть бы и себя. Не научившись обламываться и «ставить себя на место», взрослым не станешь. Однако, пусть мне кто-нибудь объяснит, почему «место», на которое себя положено ставить, не предполагает наличие материальных бонусов: они что, не помещаются в одном месте с человеком? Или я, или бонус, так, что ли? Но тогда еще непонятнее, ибо зачем вообще нужен бонус, который никому не бонус, потому что он недоступен по причине отсутствия того, кто может воспользоваться «местом» и получить бонус.

Что будет дальше, никто не знал. Я думал, что дед начнет действовать. Дед, похоже, думал о том, что снаружи «форда» дождь очень мокрый, неполезный для его старости. О чем думал дядя Вадим, я решил не гадать. Уж больно человек загадочный: то у него клинья, то недостаточность, то скорый поезд.

Я посмотрел на дедушку с ожиданием – ну? Ожидание – это такая форма наглости, неотданный приказ. Когда его не отдаешь, он начинает пучиться внутри тебя, как гороховый суп. К сожалению, результат обычно выходит тот же: выпученные глаза и совсем не те звуки, которые публика хотела бы сейчас услышать. Чтобы не было звуков, неуместных в тесноте автомобиля, я решил стравить ожидание.

Короче, выпучил я глаза, направил их в сторону деда, и жду.

– Я это… – робко произнес дед, – Я не пойду. Мокро там.