Беда - [57]
Как много супу наварили девушки из одной куропатки! И какой он получился вкусный, какой душистый! Оно всегда вкусно, когда дружно.
В кружке остудили бульон и напоили Калмыкова. Казалось, и он обрадовался и даже будто улыбнулся…
Так прошел шестой день.
I
Тогойкин проснулся, когда было уже совсем светло. Девушки погасили жирник. Над стоящим возле него баком уже не вился пар. Значит, все напились чаю. Попов и Иванов одновременно приветствовали Николая, один глухим басом, другой четким, звонким тенорком:
— Добрый день! Доброе утро!
— Здравствуйте!
Девушки дружно засмеялись.
— Проснулся, наконец, Коля!
— И здоров же ты спать, старина!
— Да, видно, я крепко поспал!
Немного смущенный, Николай вышел наружу. Взошло солнце, прекраснее и ярче, чем всегда. Посреди поляны весело плясало пламя костра. Семен Ильич с Васей над чем-то колдовали. Видны их поднимающиеся и опускающиеся плечи.
Николай шел к ним с намерением выразить свое недовольство. Нехорошо ведь, что сами ушли, а его не разбудили.
Вася вскочил, приложил здоровую руку к сердцу, отставил ногу и отвесил низкий поклон.
— Дорообо, догор!.. Кайтак олор-дун… — Приветствие это Вася, конечно, позаимствовал у Коловоротова, а поклон — из какой-нибудь кинокартины. — Трифон Трифоныч просил привет тебе передать. Ворон не показывался.
Старик почистил закуржавевшие усы и бороду и утер губы.
— Ну, Коля, лыжи, видно, удались!
Тут уж было не до попреков. Оказывается, они успели не только снять лыжи, но и оснастить их креплениями.
Николай взял одну лыжу. На загнутом кверху конце было аккуратно пробито круглое отверстие. Внимательно приглядевшись, он понял, что дырочка прожжена раскаленным гвоздем.
— Ну как? — Вася похлопал рукой по лыже. — Что скажешь? Хороши? Мне кажется, что очень.
— Очень! А зачем дырочки, Семен Ильич?
— На концах, да? Может, кое-где придется вести их на поводке… Это не помешает. На якутских лыжах всегда так делают.
Николай вспомнил, что не раз видел на лыжах такие отверстия, в том числе и на собственных, да вот никогда не задумывался, для чего они.
Он не знал, как выразить старику свою глубокую благодарность, не умел подобрать подходящие слова, а потому смущенно пробормотал:
— Пойду-ка я…
— А поел? Если поел, можешь пробы ради сходить и осмотреть свои снасти. Ты лыжи не жалей, ходи напропалую! Если ломкие, пусть лучше поблизости сломаются…
II
Где-то вдали пронзительно вскрикнул ворон. Легкими, скользящими шагами Николай приближался к тому месту, где поставил петли. Именно оттуда взлетел другой ворон и, мелькая между деревьями черной тенью, издавал глухие булькающие звуки.
Тогойкин зашагал быстрее.
Так и есть! На снегу кровь. Они живьем расклевали и растерзали куропатку, попавшуюся в петлю. О изверги! Издали узнали, что идет человек, потому один и сел на дерево, сторожил. Хитрые хищники!
Печально поглядел Николай на белоснежные клочья растерзанной птицы. Затем махнул рукой и пошел дальше, но вернулся, вытащил остатки мяса из петли. Можно вымыть, сварить в кружке бульон и напоить Калмыкова.
Из оставшихся трех петель, настороженных в новом месте, у опушки леса, он взял одну куропатку. Она залезла под густую гриву сухой травы, заваленную снегом, и вороны то ли ее не заметили, то ли решили угоститься ею потом, кто их, лиходеев, знает! Объедки он отнес назад и положил на снег. Из двух петель сплел одну, потолще, привязал к палке, прислонил ее к тальникам и насторожил над остатками растерзанной куропатки.
Под высокими стеблями с красными головками и сыпучими семенами он раскапывал снег и срывал мерзлые листья хрена. Напихал полную пазуху и в полдень вернулся. Друзья ждали его.
— Ну, посмотрим твои лыжи, снимай! — Старик долго рассматривал сначала одну лыжу, потом вторую и наконец удовлетворенно улыбнулся. — Хорошо отполировались, вон какие гладенькие. Пойдем покажем нашим и дичиной порадуем.
Фокин замахал руками, когда ему протянули лыжи.
— Нет, нет! Я не хочу выдавать себя за специалиста, по чести говорю, что ничего в лыжах не понимаю…
Тогойкин просил, чтобы ему разрешили утром идти. Но ему не разрешили. Опасно. Пусть будет кончена вторая пара.
— Вынеси их наружу! — сказал Семен Ильич. — А то отогреются и разогнутся.
В этот вечер была готова вторая пара лыж. На одну лыжу не хватало, правда, подходящего материала, и они сделали ее из фанеры с поперечными наружными слоями. Когда же начали ее гнуть, она дала трещину. Старик взвыл от досады, отбросил дощечки в сторону и хмуро промолвил:
— А другой нет…
— А другой и не надо! — тотчас вставил Тогойкин, словно обрадовался этому обстоятельству.
— И я так думаю! — сразу оживился старик. — Ну, ребятки… — Увидев идущую к ним Дашу, он остановился. — Э, вот кстати, хозяйка идет.
— Бежим, Вася! — Тогойкин всполошился, разыграв беспокойство. — Сегодня, оказывается, эта сердитая девушка будет варить суп…
Парни со смехом бросились бежать. Старик остался сидеть, поглядывая то на убегающих парней, то на приближающуюся девушку.
III
К концу оживленного ужина у них произошел довольно занятный разговор.
По обыкновению бросив через голову свою пустую кружку, из которой только что ел суп, Фокин сказал:
