Беда - [59]

Воробей бойко щебетал, казалось сообщая своим собратьям: «Близко, близко! Люди близко!»

Тогойкин бросил ему сухарик с крупную дробину, мельче не смог размолоть. Воробей сунул в снег клювик, выхватил оттуда сухарик, подлетел к своим и бросил его сверху. Послышался легкий стук об дощечку. Птицы испуганно разлетелись в стороны. Ребята перемигнулись и заулыбались. Трифон Трифоныч быстро нашел отскочивший далеко от доски сухарик, опустился на дощечку и принялся деловито дробить его клювиком.

— Ребята! — закричал Семен Ильич, выглянув из самолета.

Парни побежали на зов.

II

Ничего не говоря, вроде бы крадучись, Семен Ильич тихонько подошел к лыже и с треском вырвал ее из правилок. Посмотрел, прищурил глаз, постучал пальцем и громко сказал:

— Еще лучше тех! Вот бы ей пару…

Притихшие в ожидании парни повели старика к костру и усадили там. А сами набили снегом бак и поставили кипятить чай.

Старик порылся в карманах, достал большой железный гвоздь, обмотал шляпку носовым платком, а острый конец сунул в огонь. Время от времени он насыпал на платок снег и прихлопывал ладонью. Потом вытаскивал гвоздь из огня и раскаленный конец прикладывал к самому кончику лыжи. Над ней извивалась тоненькая струйка дыма, и слышалось легкое шипение. Эту процедуру он проделал несколько раз, пока на лыже не появилось круглое отверстие.

— Завтра утром, сыночек, придется тебе отправиться в путь. — Старик глубоко вздохнул. — Сегодня хорошенько отдохни… Пару бы для этой… Пойду еще разок хорошенько посмотрю. Ты, Коля, попробуй эту лыжу.

Парни прекрасно знали, что старик больше не найдет фанеры, но из уважения к нему ничего не сказали.

А Тогойкин, чтобы опробовать новую лыжу, пошел осматривать петли.

Видно, как только он вчера ушел, вороны прилетали сюда и осторожно разведывали местность, сначала с воздуха, затем один из них сел на снег, одолеваемый жадностью, подскочил к остаткам куропатки и начал клевать. Но не тут-то было — запутался одной ногой в петле. Он несколько раз взлетал и падал, потом, проваливаясь в снег, поволок за собой палку, к которой была привязана петля.

«Теперь-то, наверное, недалеко ушел ты, разбойник!» — подумал Тогойкин и пошел по следу. Цепляя палкой за тальники и кочки, вор пятился назад, тем самым высвобождая ее из петли.

И хитрый же, прохвост!

Выбирая более чистые и ровные места, хищник, прошел около километра и наконец затянул палку под лежавшее поперек пути дерево. И настала для него черная минута. Тут прилетел на шумок второй ворон, и они начали долбить палку своими мощными клювами с двух концов. Долго они бились, оставили вокруг много перьев, плотно утоптали снег и улетели сегодня утром, все-таки сломав палку.

Ночные разбойники!..

Тогойкин вернулся к петлям.

Вчера, когда тут бился ворон, когда поднялся великий переполох сверху и снизу, куропатки, видно, улетели.

Николай решил вернуться по тем местам, где он был в прошлый раз.

Он пошел прямо на север вдоль русла того же ручейка. И удивился, как быстро русло сузилось и стало глубже. В скором времени Николай оказался на том месте, где его остановил крутой яр, по обеим сторонам которого шумела вековая тайга. Когда он снимал лыжи, где-то в густых еловых лапах засвистели рябчики, но он их не видел. Да разве они сами покажутся!

Зажав лыжи под мышкой, он побежал вдоль по речке и вошел в разукрашенный сверкающим инеем длинный туннель. Его образовали бросившиеся с разных берегов друг к другу в объятия кроны ив и березок. Николай устремился вперед, подняв кверху лыжные палки, и приготовился действовать, если внезапно послышится хлопанье крыльев взлетающих птиц. Звук его шагов отдавался эхом в густом ельнике, оставшемся позади.

Постепенно начало темнеть. Потом стало темно до жути. Но еще несколько шагов — и вдалеке показалось неясное круглое пятно, постепенно оно стало светлеть. И вдруг он вырвался из мрака, его ослепило, и он остановился, зажмурившись. Все еще щурясь от яркого света, Николай вскарабкался на крутой яр, стал на лыжи и пошел. О, как медленно, оказывается, он шел в прошлый раз!

Чего же он удивляется? Ведь он тогда только мечтал о лыжах, а сейчас скользит себе легко, быстро, с приятным шуршанием! Но вдруг лыжи сломаются и он окажется далеко от своих?.. Все равно, пусть через силу, но он будет идти, идти, ползком перебираться по глубокому снегу и… Нет, лучше об этом не думать, а то вон даже мурашки по спине пробежали.

Николай вылетел на снежный заструг, скинул с ног лыжи и внимательно их осмотрел. Ничего с ними не случилось. Наоборот, будто стали еще прочнее. А какие гладенькие, как здорово отполировались! Он оглянулся назад и увидел, что тальники, густо заселившие устье речки с крутым яром, отдалились. Казалось, они медленно, не спеша, зашагали, потряхивая косматыми кудрявыми головами, к самой гуще высоких, стройных елей. Обрадованный этим наблюдением, Тогойкин тотчас встал на лыжи и пошел напрямик к тому самому мысу, на который он взбирался в прошлый раз.

Дойдя до мыса, Николай остановился и осмотрелся. Оказалось, что он все хорошо помнит. Вон те молодые приземистые сосенки с густыми, раскидистыми ветвями, что столпились по берегам привольно разлившегося распадка. В тот раз они напомнили ему молоденьких девушек, гурьбой спешащих на сенокос. А вон на противоположном берегу изгибается зигзагами узенькая речка. Берега ее густо поросли тальником. Молоденькие лиственницы, выросшие негустым рядом вдоль распадка, уходящего прямо на север, он в тот раз уподобил гриве молодого рысистого коня. Но как же это он тогда не заметил огромного камышового озера? Оно разлилось по обе стороны низины, до самых опушек девственных лесов. Посреди озера остров, сплошь заросший камышами и рогозом. Завтра ему придется подняться вверх во-он по тому распадку, вдоль которого растут сосенки. Погоди-ка, чьи это следы пролегли там, посреди низины?