«Уедет и не вернется больше», — подумал Качыке.
— И ты меня не забывай, Качыке. Спасибо тебе за добрую весть. Словно свалился с души тяжелый груз. Теперь, значит, я — вольная птица?! Наконец-то! Если повезет, непременно останусь в городе. Поучиться. Наверное, ты не осудишь меня… А дяде своему скажи, пусть не ждет меня. Найдет себе кого-нибудь под пару.
Качыке неукоснительно исполнил предписание: на второй же день проводил Батийну в дорогу.
Собрались лучшие подруги, плакали и желали доброго пути.
— Нас не забывай! Пиши, куда бы тебя ни занесло.
— Наша Батийна-эже уезжает… Будут ли нас теперь пускать в школу?
Серкебай с ближнего холма, словно гриф, следил за каждым движением Батийны. Он радовался в душе, что она покидает аил, и вместе с тем сожалел, что ненавистную распутницу отпустили живой и невредимой.
— Эй, ведьма, принесшая смуту моему племени, — шептали губы Серкебая. — Надеюсь, назад ты не вернешься. А если попробуешь тут беспутничать, тогда не сносить тебе головы…
Обрядившись, как на большую свадьбу, вместе с проводником, который вел на поводу коня, что дал Качыке, Батийна ехала по широкой дороге в город.
Настроение у женщины было праздничное, но глаза повлажнели, — нелегко было расставаться с подругами.
Она торопилась навстречу своему счастью и, понукая рыжую кобылу, поднималась на холм, за которым сверкала звезда новой неведомой жизни.