Батийна - [142]

Качыке не прерывал старших. Вспомнил, как Батийна, словно верблюдица с тяжелым грузом, пробиралась через крутые перевалы; как на чужбине терпеливо ухаживала за семьей, за всем родом Атантая; как в дороге на Кашгар и обратно повторяла: «Качыке, милый ты мой племянник, видишь, как трудно пришлось нашим людям?.. Ты же мужчина! Умеешь читать и писать. Записывал бы тоску и печаль своих обездоленных, бесприютных людей»; вспомнил и то, как отец его, Кыдырбай, завещал перед смертью Батийне весь скот и свое состояние; как еще юная его бабушка Гульсун, уходя из жизни, умоляла детей: «Не обижайте мою невестку Батийну. Она добрая…» Вспомнил Качыке, как она в последнее время почувствовала себя вольной женщиной, как на нее точили зубы старейшины, как истязал ее муж Алымбай за непослушание… Он и сам, Качыке, не раз злился на Батийну: «Позорит, мол, наше племя перед старыми почтенными людьми… Как же ее мне усмирить?» Вспомнил все это. И ему жаль стало отдавать на явную смерть свою джене, с которой делился всеми тайнами и радостями.

— Вашу обиду я хорошо понимаю, аксакалы. Правда, джене моя малость распустилась. Но я зла ей не желаю. И вас прошу, перестаньте плохо думать о ней.

Серкебай и Тазабек, однако, не успокоились:

— Пусть джене прикончит беспутную жизнь. Иначе мы сделаем то, что обещали. Привяжем к шее камень и сбросим в озеро. Ты ничего не знаешь… И мы ничего… Пусть отвечает за нее этот волосатый бес-учитель, с которым она хихикает. А потом постараемся взнуздать как следует своих жен, которых взяли по велению самого создателя. Согласись, Качыкеджан…

Жизнь Батийны постоянно находилась в опасности.

После сговора старейшин по всем окрестным аилам, словно змеи, поползли злые сплетни. Не только ревнивые мужья, но и весьма добродетельные байбиче, все старухи и старики, привыкшие строго блюсти исконные обычаи предков, возненавидели Батийну: она, мол, женщина самовольная, порочная, даже развратная.

Как-то вечером Батийна на рыжей кобыле неторопливо пересекала холм по извилистой, гулкой тропке.

Отпустив поводья, Батийна, размечталась. И вдруг перед ней выросли два всадника, выскочившие из-за поворота.

Один из них хлобыстнул ее по спине плеткой, а другой ухватился за уздечку.

— Приятно, что ты нам встретилась одна, потаскуха!

— Сейчас проучим тебя! Выбьем начисто дурь, от которой ты бесишься.

Батийна подумала было, что они заигрывают. Ведь обоих она хорошо знала: и Мекебая, и мужа Зуракан — Текебая. Но нет, они в самом деле намерены обойтись с ней круто.

У Батийны словно прибавилось сил. Она привстала на стременах, выпрямилась и ударила плеткой по руке Мекебая.

— Вот тебе, собачий сын и любитель байских помоев! — Батийна еще раз со всего размаху стеганула его.

Кисть Мекебая заныла, точно пробитая пулей, и он тут же выпустил уздечку.

— В глухомани напали на беззащитную женщину! Воображаете, что вам просто разделаться со мной?.. А ну-ка померяемся силой!.. — Батийна, будто всю жизнь провела в седле и в отчаянных схватках, взметнула снова вверх камчу. — Что ж не нападаете, трусы?!

Текебай, завопив, кинулся коршуном:

— Ах ты разорительница нашего рода!.. Бросишь ты когда-нибудь совращать наших жен?

С боку слышалось злое шипенье Мекебая, у него нестерпимо болела пораженная кисть.

— Прикончим тебя сейчас, сука!

— Меня собираешься убить? Меня?

Текебай подскочил почти вплотную. Батийна с размаху ударила плеткой его копя по голове, и он шарахнулся, чуть не сбросив седока.

После смерти Тилепа девочку-вдову Канымбюбю взял в жены Мекебай. На этом-то хитро и сыграл Тазабек. На днях он вызвал к себе в юрту безвольного хвастуна Мекебая и коротко приказал: «Тебе стоило немалого труда заполучить эту Канымбюбю в жены, а Батийна ее совращает. Есть о чем подумать… Смотри, не успеешь оглянуться, и твоя молодуха распустится».

Мекебай пришел в неописуемую ярость и дал слово «проучить негодницу».

Ничего не стоило уговорить Текебая, мужа Зуракан. Без долгих размышлений он поверил Тазабеку, который сказал: «Закройте глаза той, что совращает ваших жен». Теперь Теке-бай, понукая коня и задыхаясь, выкрикивал:

— Не сбивай с пути мою жену!

— Прикончить ее, и все! — орал Мекебай.

— Эх вы, дурачье! Я хочу, чтобы ваши жены Канымбюбю и Зуракан научились читать и писать. Что же тут скверного?

Отмахиваясь на ходу плеткой, Батийна пустила во весь опор кобылку.

Мужчины то догоняли ее и наносили удары по спине, то лошадка, получив плеткой по крупу, вырывалась вперед, и преследователи, бранясь и угрожая, снова бросались в погоню.

В ушах гулко свистел ветер, у Батийны мелькала одна мысль: «Хоть бы не настигли». И вдруг резкий окрик:

— Стойте! Стрелять буду! — и тут же клацнул затвор винтовки.

Батийна сразу узнала голос Якименко.

— Ай, Жашке… Эти двое убить хотят меня…

— Эй вы, шайтаны, — сказал Якименко, взяв их под конвой. — Вы зачем дурным глазом смотрите на Казакову? Что она всей душой за советскую власть? Вот доставлю вас в город, сдам в трибунал… Там разберутся.

Мекебай не раз слышал: человеку, попавшему в руки трибунала, несдобровать.

— О дорогая Батиш, — взмолился он, — разве мы хотели тебя убить? Просто ехали с Текебаем и баловались. Решили немного пошутить, посмеяться.