Басни - [35]

С насмешкою она спросила. —

Где ж эта чистота и сила,

О коих все без умолку твердят?

Мне скучен писк такой и от моих котят.

Нет, вижу, что в пенье ты вовсе не искусен:

Всё без начала, без конца.

Посмотрим, на зубах каков-то будешь вкусен!»

И съела бедного певца —

До крошки.

Сказать ли на ушко, яснее, мысль мою?

Худые песни Соловью

В когтях у Кошки. [141]

1821-1823

XXIV. Рыбья пляска

От жалоб на судей,

На сильных и на богачей

Лев, вышед из терпенья,

Пустился сам свои осматривать владенья.

Он идёт, а Мужик, расклавши огонёк,

Наудя рыб, изжарить их сбирался.

Бедняжки прыгали от жару кто как мог;

Всяк, видя близкий свой конец, метался.

На Мужика разинув зев,

«Кто ты? что делаешь?» – спросил сердито Лев.

«Всесильный царь! – сказал Мужик, оторопев, —

Я старостою здесь над водяным народом;

А это старшины, все жители воды;

Мы собрались сюды

Поздравить здесь тебя с твоим приходом». —

«Ну, как они живут? Богат ли здешний край?»

«Великий, государь! Здесь не житьё им – рай.

Богам о том мы только и молились,

Чтоб дни твои бесценные продлились».

(А рыбы между тем на сковородке бились.)

«Да отчего же, – Лев спросил, – скажи ты мне,

Они хвостами так и головами машут?» —

«О мудрый царь! – Мужик ответствовал, – оне

От радости, тебя увидя, пляшут».

Тут, старосту лизнув Лев милостиво в грудь,

Ещё изволя раз на пляску их взглянуть,

Отправился в дальнейший путь. [142]

1821-1823

XXV. Прихожанин

Есть люди: будь лишь им приятель,

То первый ты у них и гений и писатель,

Зато уже другой,

Как хочешь сладко пой,

Не только, чтоб от них похвал себе дождаться,

В нём красоты они и чувствовать боятся.

Хоть, может быть, я тем немного досажу,

Но вместо басни быль на это им скажу.

Во храме проповедник

(Он в красноречии Платона[143] был наследник)

Прихожан поучал на добрые дела.

Речь сладкая, как мёд, из уст его текла.

В ней правда чистая, казалось, без искусства.

Как цепью золотой,

Возъемля к небесам все помыслы и чувства,

Сей обличала мир, исполненный тщетой.

Душ пастырь кончил поученье;

Но всяк ему ещё внимал и, до небес

Восхи?щенный, в сердечном умиленье

Не чувствовал своих текущих слёз.

Когда ж из божьего миряне вышли дому,

«Какой приятный дар! —

Из слушателей тут сказал один другому, —

Какая сладость, жар!

Как сильно он влечёт к добру сердца народа!

А у тебя, сосед, знать, чёрствая природа,

Что на тебе слезинки не видать?

Иль ты не понимал?» – «Ну, как не понимать!

Да плакать мне какая стать:

Ведь я не здешнего прихода». [144]

1821-1823

XXVI. Ворона

Когда не хочешь быть смешон,

Держися звания, в котором ты рождён.

Простолюдин со знатью не роднися:

И если карлой сотворён,

То в великаны не тянися,

А помни свой ты чаще рост,

Утыкавши себе павлиным перьем хвост,

Ворона с Павами пошла гулять спесиво —

И думает, что на неё

Родня и прежние приятели её

Все заглядятся, как на диво;

Что Павам всем она сестра

И что пришла её пора

Быть украшением Юнонина двора[145].

Какой же вышел плод её высокомерья?

Что Павами она ощипана кругом,

И что, бежав от них, едва не кувырком,

Не говоря уж о чужом,

На ней и своего осталось мало перья.

Она было назад к своим; но те совсем

Заклёванной Вороны не узнали,

Ворону вдосталь ощипали,

И кончились её затеи тем,

Что от Ворон она отстала,

А к Павам не пристала.

Я эту басенку вам былью поясню.

Матрёне, дочери купецкой, мысль припала,

Чтоб в знатную войти родню.

Приданого за ней полмиллиона.

Вот выдали Матрёну за барона.

Что ж вышло? Новая родня ей колет глаз

Попрёком, что она мещанкой родилась.

А старая за то, что к знатным приплелась:

И сделалась моя Матрёна

Ни Пава, ни Ворона. [146]

1821-1823

XXVII. Пёстрые овцы

Лев пёстрых невзлюбил овец.

Их просто бы ему перевести не трудно;

Но это было бы неправосудно —

Он не на то в лесах носил венец,

Чтоб подданных душить, но им давать расправу;

А видеть пёструю овцу терпенья нет!

Как сбыть их и сберечь свою на свете славу?

И вот к себе зовет

Медведя он с Лисою на совет —

И им за тайну открывает,

Что видя пёструю овцу, он всякий раз

Глазами целый день страдает

Я что придет ему совсем лишиться глаз,

И, как такой беде помочь, совсем не знает.

«Всесильный Лев! – сказал, насупяся, Медведь, —

На что тут много разговоров?

Вели без дальних сборов

Овец передушить. Кому о них жалеть?»

Лиса, увидевши, что Лев нахмурил брови,

Смиренно говорит: «О царь! наш добрый царь!

Ты, верно, запретишь гнать эту бедну тварь —

И не прольёшь невинной крови.

Осмелюсь я совет иной произнести:

Дай повеленье ты луга им отвести,

Где б был обильный корм для маток

Я где бы поскакать, побегать для ягняток;

А так как в пастухах у нас здесь недостаток,

То прикажи овец волкам пасти.

Не знаю, как-то мне сдаётся,

Что род их сам собой переведётся.

А между тем пускай блаженствуют оне;

И что б ни сделалось, ты будешь в стороне».

Лисицы мнение в совете силу взяло

И так удачно в ход пошло, что, наконец,

Не только пёстрых там овец —

И гладких стало мало.

Какие ж у зверей пошли на это толки?

Что Лев бы и хорош, да всё злодеи волки. [147]

1821-1823

Книга восьмая

I. Лев состаревшийся

Могучий Лев, гроза лесов,

Постигнут старостью, лишился силы:

Нет крепости в когтях, нет острых тех зубов,

Чем наводил он ужас на врагов,

И самого едва таскают ноги хилы.

А что всего больней,

Не только он теперь не страшен для зверей,