Басни - [26]

Но дети, не хотят совсем меня и знать:

Такой ли чаяла от них я платы!

И не завидно ли, когда я погляжу,

Как увиваются вкруг матери утяты,

Как сыплют к курице дождём по зву цыпляты,

А я, как сирота, одним-одна сижу,

И что есть детская приветливость – не знаю».

«Бедняжка! о тебе сердечно я страдаю;

Меня бы нелюбовь детей могла убить,

Хотя пример такой не редок;

Скажи ж, так стало, ты уж вывела и деток?

Когда же ты гнездо успела свить?

Я этого и не видала:

Ты всё порхала да летала».

«Вот вздор, чтоб столько красных дней

В гнезде я, сидя, растеряла:

Уж это было бы всего глупей!

Я яица всегда в чужие гнезды клала».

«Какой же хочешь ты и ласки от детей?» —

Ей Горлинка на то сказала.

Отцы и матери! вам басни сей урок.

Я рассказал её не детям в извиненье:

К родителям в них непочтенье

И нелюбовь – всегда порок;

Но если выросли они в разлуке с вами

И вы их вверили наёмничьим рукам,

Не вы ли виноваты сами,

Что в старости от них утехи мало вам?

1816

III. Гребень

Дитяти маменька расчёсывать головку

Купила частый Гребешок.

Не выпускает вон дитя из рук обновку:

Играет иль твердит из азбуки урок;

Свои всё кудри золотые,

Волнистые, барашком завитые

И мягкие, как тонкий лён,

Любуясь, Гребешком расчёсывает он.

И что за Гребешок? Не только не теребит,

Нигде он даже не зацепит:

Так плавен, гладок в волосах.

Нет Гребню и цены у мальчика в глазах.

Случись, однако же, что Гребень затерялся.

Зарезвился мой мальчик, заигрался,

Всклокотил волосы копной.

Лишь няня к волосам, дитя подымет вой:

«Где Гребень мой?»

И Гребень отыскался,

Да только в голове ни взад он, ни вперёд:

Лишь волосы до слёз дерёт.

«Какой ты злой, Гребнишка!» —

Кричит мальчишка.

А Гребень говорит: «Мой друг, всё тот же я;

Да голова всклокочена твоя».

Однако ж мальчик мой, от злости и досады,

Закинул Гребень свой в реку:

Теперь им чешутся Наяды[109].

Видал я на своём веку,

Что так же с правдой поступают.

Поколе совесть в нас чиста,

То правда нам мила и правда нам свята,

Её и слушают и принимают:

Но только стал кривить душей,

То правду дале от ушей.

И всякий, как дитя, чесать волос не хочет,

Когда их склочет.

1818-1819

IV. Скупой и Курица

Скупой теряет всё, желая всё достать.

Чтоб долго мне примеров не искать,

Хоть есть и много их, я в том уверен;

Да рыться лень: так я намерен

Вам басню старую сказать.

Вот что в ребячестве читал я про Скупого,

Был человек, который никакого

Не знал ни промысла, ни ремесла,

Но сундуки его полнели очевидно.

Он Курицу имел (как это не завидно!),

Котора яйца несла,

Но не простые,

А золотые.

Иной бы и тому был рад,

Что понемногу он становится богат;

Но этого Скупому мало,

Ему на мысли вспало,

Что, взрезав Курицу, он в ней достанет клад.

И так, забыв её к себе благодеянье,

Неблагодарности не побоясь греха,

Её зарезал он. И что же? В воздаянье

Он вынул из неё простые потроха. [110]

1818-1819

V. Две бочки

Две бочки ехали; одна с вином,

Другая

Пустая.

Вот первая – себе без шуму и шажком

Плетётся,

Другая вскачь несётся;

От ней по мостовой и стукотня, и гром,

И пыль столбом;

Прохожий к стороне скорей от страху жмётся,

Её заслышавши издалека.

Но как та Бочка ни громка,

А польза в ней не так, как в первой, велика.

Кто про свои дела кричит всем без умолку,

В том, верно, мало толку,

Кто де?лов истинно, тих часто на словах.

Великий человек лишь громок на делах,

И думает свою он крепко думу

Без шуму.

1819

VI. Алкид

Алкид[111], Алкмены[112] сын,

Столь славный мужеством и силою чудесной,

Однажды проходя меж скал и меж стремнин

Опасною стезёй и тесной,

Увидел на пути свернувшись, будто ёж

Лежит, чуть видное, не знает, что такое.

Он раздавить его хотел пятой. И что ж?

Оно раздулося и стало боле вдвое.

От гневу вспыхнув, тут Алкид

Тяжёлой палицей своей его разит.

Глядит —

Оно страшней становится лишь с виду:

Толстеет, бухнет и растет,

Застановляет солнца свет

И заслоняет путь собою весь Алкиду.

Он бросил палицу и перед чудом сим

Стал в удивленье недвижим.

Тогда ему Афина вдруг предстала.

«Оставь напрасный – труд, мой брат! – она сказала. —

Чудовищу сему название Раздор

Не тронуто, – его едва приметит взор;

Но если с ним кто вздумает сразиться, —

Оно от браней лишь тучнее становится

И вырастает выше гор». [113]

1818-1819

VII. Апеллес и Ослёнок

Кто самолюбием чрез меру поражён,

Тот мил себе и в том, чем он другим смешон;

И часто тем ему случается хвалиться,

Чего бы должен он стыдиться.

С Ослёнком встретясь, Апеллес[114]

Зовёт к себе Ослёнка в гости;

В Ослёнке заиграли кости!

Ослёнок хвастовством весь душит лес

И говорит зверям: «Как Апеллес мне скучен,

Я им размучен:

Ну, всё зовёт к себе, где с ним ни встречусь я.

Мне кажется, мои друзья,

Намерен он с меня писать Пегаса»[115].

«Нет, – Апеллес сказал, случася близко тут, —

Намеряся писать Мидасов суд,

Хотел с тебя списать я уши для Мидаса[116];

И коль пожалуешь ко мне, я буду рад.

Ослиных мне ушей и много хоть встречалось,

Но этаких, какими ты богат,

Не только у ослят,

Ни даже у ослов мне видеть не случалось». [117]

1816

VIII. Охотник

Как часто говорят в делах: ещё успею,

Но надобно признаться в том,

Что это говорят, спросяся не с умом,

А с леностью своею.

Итак, коль дело есть, скорей его кончай,

Иль после на себя ропщи, не на случай,

Когда оно тебя застанет невзначай.

На это басню вам скажу я, как умею.