Башня у моря - [280]

– Нед…

– Да?

– Если ты не готов говорить об аресте, мы поймем, но, боюсь, нам необходимо решить, что будет дальше с твоей матерью.

– Тут нечего обсуждать. Я знаю, что буду делать.

– Нед, нельзя оставить все как есть, продолжать жить так, будто ничего не случилось. Ее нужно поместить в какое-нибудь безопасное место… под медицинское наблюдение…

– Обсудим попозже, но только не сейчас. Мне очень жаль.

– И мне тоже жаль. Бедняга Нед, – пробормотал он, а потом, чтобы приободрить меня, взял за руку, и мы посидели несколько минут молча, думая о моей матери.

6

Я должен был поговорить с матерью. Мне отчаянно хотелось бежать куда-нибудь подальше, но я не мог.

Хочу написать о том, что случилось, когда я увидел ее, но это очень трудно. Много лет прошло с того дня. Я живу в другом мире, даже в другом веке, но до сих пор мне трудно думать о той минуте, когда я вошел в комнату матери и впервые после смерти Драммонда услышал ее голос:

– Убирайся с моих глаз. Ты убил его, считай, что сам вонзил ему нож в спину. И не смей мне лгать, будто ты не спланировал все это. Я больше не хочу тебя видеть.

Да, она бросила мне все эти слова, и я до сих пор вижу ее лицо, каким оно было тогда.

– Я сделал все это ради тебя, мама, – сказал я, но мать не слушала – снова и снова повторяла, как любила Дэвида.

– …Но он все узнал, – услышал я ее. – Он провел меня. Бедный Дэвид, он наверняка думал, какой он хитрый. Он выдумал эту абсурдную историю. Сказал, что я должна спасти себя, пока есть такая возможность, потому что в один прекрасный день Патрик вернется и предъявит Максвеллу обвинение в попытке убийства. «Но Патрик мертв!» – возразила я, и Дэвид, бедный, глупый Дэвид, который так любил эти нелепые детективные романы, сказал: «Но ты ведь не видела его после всего, что случилось? Один из слуг заметил, как Драммонд отравил ликер, и Патрика вовремя предупредили». Господи, если бы я только дала себе время подумать, но я запаниковала и ляпнула: «Но яд был не в ликере – я насыпала его в потин!» – «Ты насыпала его в потин?!» – воскликнул Дэвид, и я поняла: он ожидал услышать от меня, что это сделал Максвелл. Боже милостивый, я не знаю, кто больше ужаснулся – я или Дэвид. Потом он обещал, что сохранит мою тайну, но я, конечно, не могла оставить все как есть. Я знала: он сообщит Томасу, а тот такой жесткий и… бесчувственный. Я вдруг поняла, что все мое будущее снова под вопросом, мое и Максвелла, как оно было в то время, когда Патрик пытался забрать детей, а нас выгнать. Это был бы конец всему, потому что Максвелл ушел бы, а я осталась бы одна без детей, которых люблю. Ты ведь меня понимаешь, Нед, правда? Ведь я никого не хотела убивать. Я просто не могла бы вынести будущего без Максвелла и детей. И больше ничего!

Она посмотрела на меня, потом быстро отвернулась, словно я каким-то образом воплощал собой эти ее невыносимые страхи.

– Мне скоро станет лучше, – пообещала она более естественным тоном. – Мне уже лучше. Прости мне все те ужасные слова. Я, вероятно, казалась совсем сумасшедшей, когда ты вошел в комнату, но теперь уже спокойна, сам видишь. И могу быть очень сильной. В прошлом я пережила немало несчастий, думаю, переживу и это. Максвелл как-то сказал мне, что я самая отважная женщина из всех, кого он встречал.

Я заговорил о частной лечебнице в каком-нибудь тихом месте в Англии, где она могла бы прийти в себя после всех потрясений, получая наилучший уход и внимание.

– Нет-нет, в этом нет необходимости, – тут же возразила она. – Спасибо, что предлагаешь, но мне нет нужды покидать Кашельмару. Я не могу расстаться с детьми. Пусть у меня теперь нет Максвелла, так будут хотя бы они.

Я объяснил ей, что в настоящий момент для нее самое важное – хороший медицинский уход.

– Мне не нужен медицинский уход. Что ты все время твердишь о лечебнице? Ты, вероятно, боишься, что я покончу с собой, когда не стало Максвелла. Нет, я этого не сделаю. Самоубийство – это акт трусости, а я всегда считала себя такой мужественной. Максвелл говорил, что я мужественная.

– Я это знаю, мама, – подтвердил я. – Тебе хватит мужества провести несколько недель в лечебнице, а потом, когда ты поправишь немного нервы, тебе хватит мужества начать все с чистой страницы.

Она неуверенно улыбнулась:

– С чистой страницы?

– Да, я думал купить тебе небольшой дом в Англии – в какой-нибудь деревне в Суррее или, может, в Гемпшире. Ты не будешь одинока, потому что я найму тебе хорошую компаньонку, она будет ухаживать за тобой, а если ты почувствуешь себя плохо, то, может быть, и сиделку.

– Ах, дорогой, как это мило с твоей стороны, но я не могу так злоупотреблять твоей щедростью… такие расходы… и потом, Джон не захочет оставлять сад.

– Я хотел спросить тебя о Джоне. Как ты думаешь, ты могла бы оставить его жить с нами? Не знаю, что бы я делал без Джона, – он совершенно необходим для сада.

– Но я… – Она замолчала. Не могла заставить себя посмотреть на меня. Наконец произнесла: – Мне будет очень не хватать Джонни. Но ведь девочки останутся со мной?

Я не ответил.

После долгой паузы она поняла:

– Ты собираешься забрать у меня детей. Ты не позволишь мне остаться с ними.