Банк. Том 2 - [49]
— Это ты точно сказал… И теперь никак не узнаешь, первый ты, или второй, что уж тут сделаешь…
— Пожалуй… Ну, да и хрен бы с ним, я привык уже. Постой-ка!
Ростецкий глазами указал на двух стажеров с пятого курса, которые рисовали по лекалам хитрые кривые, то ли в своих дипломных работах, то ли в каких-то учебных материалах. Николай с трудом сдержал смех. Он уже знал, что сейчас будет, так как был свидетелем подобного на их прежней совместной работе и двинулся вслед за Ростецким для того, чтобы поддержать его.
— Эх, Николай Владимирович, приятно вспомнить молодость…
— Да, мы-то давно дипломы писали, давно…
— Интересно, знают ли они об особенностях кривых на этих лекалах?
— Ну, Алексей, это вряд ли…
— А что в них такого особенного? — раздался недоуменный вопрос.
— Это оху… в общем, ох, какие специальные кривые! Касательная в их нижней точке всегда горизонтальная.
— Да неужели!?
— Ну, не верите, так проверьте. Линейка вон у Вас имеется, знай себе, прикладывайте, да и проверяйте. Ладно, о чем пишете-то?
Задав еще по паре-тройке отвлекающих вопросов, они удалились. Действо началось незамедлительно. Один из пациентов стал прикладывать к линейке лекало, а второй внимательно следил за результатами. Глаза у испытующих стали округляться и в глазах у них появилось озадаченно-восхищенное выражение… Это было еще ничего, но вот когда у одного от возбужденного усердия в удивленно приоткрывшемся рте показался кончик языка… Пришлось быстренько смотаться на уединенную лестницу, по которой, сразу же после закрытия двери на этаж, прокатился громкий веселый хохот…
— Мда… Говоря солидно и без нецензурных выражений, имеет место пушной зверь песец.
— Это, пожалуй, не простой, а очень даже лютый песец — язык-то как высунулся!
На лестнице раздался новый взрыв хохота. Когда его раскаты смолкли, что случилось отнюдь не сразу, разговор продолжился.
— Не, блин, чему их не то, чтобы в институте, а даже в школе учили!
— Да… не знать, что для абсолютно любой кривой касательная в нижней точке всегда горизонтальная…
— Вообще, по большому счету, тут плакать надо… Куда ж мы идем-то?
— Эх… если раньше с развитием цивилизации народ умнел, то сейчас это ни хрена не так…
До собеседников донеслись шаги, уже довольно близкие. В таком веселье услышать их заранее было довольно сложно. Показался не кто-нибудь, а председатель в сопровождении пары охранников.
— Плакать действительно надо… Чего, на самом деле этого не знают? — послышался вопрос председателя.
— Именно так! — дав знаком Ростецкому указание помалкивать, сказал Николай. Мы тут недавно двум товарищам как бы между прочим сказали, что на лекалах специально нарезают очень особые кривые, у которых касательная в нижней точке всегда горизонтальная…
— А они что? — довольно сильно заинтересовался председатель
— Ну, пока линейки к лекалам прикладывали, мы еще как-то держались, но вот, когда один при этом от усердия высунул язык, не выдержали и сюда убежали…
— Да… я бы, пожалуй, и сам не выдержал. Где именно эти товарищи сидят, от этой двери будет видно?
— Должно быть видно, четвертый стол направо.
Председатель подошел к двери и выглянул вправо. За какие-то жалкие секунды даже на его отнюдь не приспособленной к передаче чувств спине отчетливо отразились сосредоточенность поиска, любопытство, за которым последовало немедленное обалдение, после чего спина затряслась и председатель отшатнулся от двери в хохоте.
— Чего? Что там такое?
— Они… они… они же там до сих пор… с очень круглыми глазами линейки прикладывают!
— Гос-с-с-поди…
Вопреки общему согласию относительно того, что надо бы плакать, на лестнице раздался новый продолжительный взрыв хохота.
— Крендели вы ехидные!
— Да, Владимир Сергеевич, мы именно такие! — совершенно честно и искренне подтвердил Ростецкий.
— Вообще, ты, Николай, мне всерьез помогаешь жить дольше, то сам, то с товарищами. От такого смеха с месяц жизни прибавляется, это точно! В мою молодость за такое вот поведение с лекалами и в обычной-то школе кол с минусом, а из физико-математической так вообще бы выперли ногой под зад…
Председатель с охраной удалился, продолжая посмеиваться. Когда хлопнула дверь внизу, Ростецкий перевел дух
— Уф… пронесло…
— Да нет, все нормально было. За правду он не наказывает, проверено.
— Ну… не все такие умные, как он. Другой бы и не понял, в чем тут фишка.
— Мда… то, что он умен — это действительно так, и без всякой лести.
— Вообще, Коля, повезло тебе с ним. По весне я, честно говоря, про тебя думал — пропал человек. Ан нет, ты трепыхаешься еще…
— Сам понимаешь, все рассказать не могу, но, сдается мне, что действительно повезло. Хотя, может я чего толком и не знаю, но пока что…
— Ну, это известная и даже стандартная ситуация — «Я хочу жить вечно, пока что все нормально». Особо не парься, но в любом случае нос по ветру держи и ушами не хлопай!
— Стараюсь!
— Я, честно говоря, эту хохму с лекалами вычитал в книге одного нобелевского лауреата, приколовшегося над американскими студентами годах где-то в шестидесятых.
— Мда… видать, американцы уже тогда были в категории «ну, тупые». Недаром создатель их атомного флота, кажется, Риковер, сказал нечто вроде того, что настоящая угроза национальной безопасности США — это советская средняя школа… А действует-то хохма знатно!
Это и роман о специфической области банковского дела, и роман о любви, и роман о России и русских, и роман о разведке и старых разведчиках, роман о преступлениях, и роман, в котором герои вовсю рассматривают и обсуждают устройство мира, его прошлое, настоящее и будущее… И, конечно, это роман о профессионалах, на которых тихо, незаметно и ежедневно держится этот самый мир…
Сборник из рассказов, в названии которых какие-то числа или числительные. Рассказы самые разные. Получилось интересно. Конечно, будет дополняться.
Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».
Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.