Банк. Том 2 - [108]

Шрифт
Интервал

— Ох, и понятно мне, кем именно был этот человек, в зеркало на него пялюсь… Прогоните, раз я стал, как они? Но не было же у меня иного выхода, совсем не было! Сами видите, чего стряслось…

— Нет, не прогоню… И не только потому, что мы в ответе за тех, кого приручили, и не столько потому, что ты сейчас не только не врешь, но и прав… И даже не только по следующей причине, хотя она и чрезвычайно важна…

— А в чем она? Что-то не вижу…

— Эх, Коля! Да на тебе же держалось все международное обращение пластиковых карт! Хорошенько подумай, что могло бы быть, если б у тебя не получилось! Ты же весь мир, считай, спас! Что это у тебя с лицом стало-то?

— Как бы Вам, Владимир Сергеевич, сказать…

— Да уж, как есть…

— Сложное это ощущение, действительно сложное… С одной стороны, самокритичная часть мозга советует побыстрее сдернуть с себя красные обтягивающие треники, майку с английской буквой «S» и перестать ощущать себя Суперменом…

Председатель хохотнул.

— А какая другая сторона этого сложного ощущения?

— Это жуть… страшная жуть от того, что могло случиться… И то, что держал на себе действительно миллиарды не то, что долларов — людей… Ну и гордость тоже есть… Правда, она опять в мысли о красных трениках уходит… Да и выгляжу я совсем не по геройски.

— К твоему сведению, Коля, великое множество настоящих героев имели совершенно не геройский вид… Чего замялся-то?

— Да хочу спросить, а в чем же еще причина того, зачем Вы меня повысили? Если, как Вы сказали, и последняя причина не совсем та…

— Ладно, скажу… Ты ведь в чем-то был прав, когда спрашивал меня про психологию…

— Неужто на самом деле диссертацию пишете?

— Нет, но причина действительно психологическая. Мне часто хочется просто-напросто с достаточно толковым человеком спокойно, без помех и прочих посетителей поговорить, как говорят в народе «за жизнь». На разных совещаниях — понятное дело, не выйдет, будешь говорить лично с кем еще — могут и залезть в кабинет влиятельные люди по какому-то срочному делу, хоть и извинятся. А вот на отчет службы безопасности я строго-настрого запретил всем соваться и отучил…

— Эх, а я сейчас уже практически негоден, раз стал, как они…

— Ну ты, Коля, еще не являешься неисправимым, выхода у тебя действительно не было никакого… Почему-то ты усмехнулся грустно…

— Ох, и прогоните же Вы меня…

— Уж сколько раз не прогнал, успокойся и говори…

— Как бы получше объяснить, начну издалека. Когда шеф говорил со своим коллегой оттуда, у меня после рассказа о Джексоне невольно вырвался вопрос: «Представляю себе, сколько Вы еще могли бы рассказать!». Оба они, прямо-таки хором, вздохнули…

— К чему это ты клонишь?

— Да к тому, что Вы же сами, не говоря обо мне, через одно только знание всей этой истории, в чем-то уже стали, как они, что, кстати, неисправимо. И Вам самому придется хранить эту тайну, а не хвастать в хорошей компании тем, что мои сотрудники мир спасли…

Смех председателя был чрезвычайно грустным…

— От всякой мудрости — действительно много печали… Стало быть, действительно придется о некоторых вещах говорить только со своими, прямо, как они…

— Это точно. Опасное оно, даже само такое знание…

— Верно ты, Коля, сказал, верно… Ладно, пойдем к сейфу, там еще кое-чего осталось…

В сейфе действительно осталось пачек тридцать с сотенными Евро. Председатель отложил четыре пачки, очевидно, для отсутствующих, и выгреб все остальное, не считая. Николай подумал и решительно оставил еще четыре пачки.

— Это почему?

— Ну, две я попрошу потом взять, потихоньку от жены. Знаете, наверно, присказку об относительности ценности денег?

— Тыща, о которой жена не знает, гораздо ценнее десяти, о которых ей известно?

— Именно.

— А еще две?

— Ну, нельзя же руководство без денег оставлять, мало ли что…

— А ведь прав ты… Слушай, можно тебе очень личный вопрос, можешь не отвечать, если не захочешь…

— Давайте.

— Тяжело это… — последовавший жест у горла четко и однозначно показал, что именно.

— Тяжело… Даже если учитывать то, что головой понимаешь — оставь их в живых, так умрет минимум в десяток раз больше, а уж у скольких жизнь сократиться на годы… К тому же оба смотрели в глаза и умерли очень достойно…

— Ну, Коля, добро пожаловать к нам, сволочам… Это не какие-то там мелкие шалости с козочками, а что-то намного серьезнее…

— Ну, спасибо, утешили… А вообще… порой у ставших сволочами порой нет никакого иного выхода.

— Пожалуй, что так… А Петя-то явно закосел, испугался…

— Ну, на вид он был действительно больным…

— Закосел, поверь моему чутью, не захотел на себя это брать и тебе скинул… Ладно, давай отвезу тебя домой да жену твою успокою, а то еще разводится тебе придется. Только вот водилу и охрану разбужу.

— Водилу-то понятно, а вот охрана… Неужто спят?

— Да ж они завсегда дрыхнут, даже и при Сталине спали… Ворошилов как-то, глядя на спящего охранника, спрашивал у Сталина: «Кто кого охраняет?». Охранник, кстати, невзирая на все современные сказки о тех временах, был после этого вопроса целехонек, ничего с ним плохого не было… Где живешь-то?

— За МКАДом в Перловке.

— А, не страшно, все равно дороги пустые…

Тем временем, пользуясь темнотой, расставленными в нужных местах временными камерами наблюдения и людьми с рациями, следящими за окрестной обстановкой, все книги и бумаги из квартиры Моркофьева быстро выносились в больших мешках в автомобили. Пару фонарей пришлось заранее разбить, после чего процесс пошел, как по маслу. Книг оказалось очень до черта и почти все непонятные, математические. Да и в немногих обычных книгах могли быть тайные записи, перебирать их не было времени, поэтому было принято единственно правильное и эффективное решение. Несколько человек пришлось оставить, так как автомобили были набиты мешками, но сами оставленные не слишком горевали… Колонна выехала за МКАД, удалилась километров на пятнадцать и свернула в поле. Все мешки были свалены в центре наскоро вытоптанного кострища и политы бензином. После прилета горящей спички все моментально занялось. Глядя на то, как горят собранные за около трех десятков лет математические знания, практически все почувствовали себя кем-то вроде испанских инквизиторов, сжигавших еретические трактаты. Оставшийся старшим подумал, что сходство действительно есть — при распространении ересей доходы церкви действительно бы упали… Да и вообще, жечь книги — занятие явно не лучшее, однако, выхода нет. Квалификации проверить все эти сочинения у них не хватает, а мало ли что там для понимающих людей между строк написано? Спалить — надежнее. Бумага прогорела быстро, по еще горячему пеплу как следует потоптались и присыпали кострище снегом. После этого председателю правления была отправлена СМС об успешном завершении последнего этапа операции и все разъехались по домам, будучи, как один, чрезвычайно усталыми. Завтра надо будет еще и дачу прошерстить, но молодому с председателем об этом знать необязательно, сами справимся…


Еще от автора Inkoгnиto
Банк. Том 1

Это и роман о специфической области банковского дела, и роман о любви, и роман о России и русских, и роман о разведке и старых разведчиках, роман о преступлениях, и роман, в котором герои вовсю рассматривают и обсуждают устройство мира, его прошлое, настоящее и будущее… И, конечно, это роман о профессионалах, на которых тихо, незаметно и ежедневно держится этот самый мир…


Рекомендуем почитать
Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.


Восемь рассказов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Обручальные кольца (рассказы)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Еще одни невероятные истории

Роальд Даль — выдающийся мастер черного юмора и один из лучших рассказчиков нашего времени, адепт воинствующей чистоплотности и нежного человеконенавистничества; как великий гроссмейстер, он ведет свои эстетически безупречные партии от, казалось бы, безмятежного дебюта к убийственно парадоксальному финалу. Именно он придумал гремлинов и Чарли с Шоколадной фабрикой. Даль и сам очень колоритная личность; его творчество невозможно описать в нескольких словах. «Более всего это похоже на пелевинские рассказы: полудетектив, полушутка — на грани фантастики… Еще приходит в голову Эдгар По, премии имени которого не раз получал Роальд Даль» (Лев Данилкин, «Афиша»)


Благие дела

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Подозрительные предметы

Герои книги – рядовые горожане: студенты, офисные работники, домохозяйки, школьники и городские сумасшедшие. Среди них встречаются представители потайных, ирреальных сил: участники тайных орденов, ясновидящие, ангелы, призраки, Василий Блаженный собственной персоной. Герои проходят путь от депрессии и урбанистической фрустрации к преодолению зла и принятию божественного начала в себе и окружающем мире. В оформлении обложки использована картина Аристарха Лентулова, Москва, 1913 год.