Банк. Том 1 - [36]

— Да не за что, заходи, если что.

По дороге в кабинет Николай зашел к начальнику службы безопасности и рассказал ему о своих наблюдениях. История о весах, вызвавших брожение в женском коллективе, изрядно повеселила начальника. Он похвалил Старостенко, узнав о принятых мерах — начальник пообещал, что сам дополнительно поговорит с технической службой и скажет, чтобы они побыстрее решили вопрос с гипсокартоном.

— Значит, говоришь, прямо, как кошки насторожившиеся сидели?

— Ага, аж подобрались и смотрят внимательно-внимательно… Бедный старший смены изнервничался совсем, шепнул, что он было вообще на них матюгом заорал, а то чуть было драку не устроили.

— Ох, это те еще «кошки», небезопасные… Глаза могут маникюром поддеть только так… Хорошо, что ты туда заявился, хорошо!

Попрощавшись с начальником, Николай вернулся в свой кабинет. Рассевшись в удобном кресле, он подумал, что начальническое положение, в общем-то, вещь неплохая. Конечно, не стоит привыкать к тому, что от тебя людей передергивает, как того представителя фирмы, да и приятного в этом мало. А вот когда люди тебя искренне хвалят, как позвонивший Николаю старший смены… Это от души порадовало Старостенко, с хорошим настроением занявшегося чтением электронной почты. И вроде бы все правильно в службу безопасности пишут, стараются. Разбирать письма просто…

Тем временем в Благовещенске Василий Соловьев был бы чертовски рад хотя бы тридцатипроцентной уверенности в правильности своих английских писаний. Конечно, простое письмо про выложенный на www.translate.ru снимок ворот Благовещенска он перевел автопереводчиком, но вот сложное… Относительно правильности того, что будет спрятано в фото, его сомнения были не просто «смутные», а настолько отчетливые и резкие, что прямо-таки стояли перед глазами. В конце концов, Соловьев хотел было решить проблему радикально, добавив к обычному письму сообщение «translated by foto.ru»[16], но убоялся это делать. А ну как Онода решит, что он сдуру и второе письмо перевел там же??? Особо тяжко при написании письма ему давались артикли, зная грамматику весьма поверхностно, Василий достаточно долго размышлял о том, где там что ставить a, the или вообще ничего. Промучившись два часа, Соловьев махнул рукой, подумав, что он явно должен был достичь главной цели — быть понятым. А сильно грамотно оно там, или нет — дело десятое. Второе письмо было запрятано в фотографию, которая затем была перенесена с ноутбука на компьютер, подключенный к интернету и выложена на портал. Добавив ссылку на изображение в первом письме, он отправил и его. Теперь Василию Соловьеву оставалось только ждать и надеяться…

Глава 9

Семен Моркофьев у себя дома вместе с Сергеем Артемьевым дожидались Профессора. Накануне тот позвонил и предложил сместить визит в дом на неделю раньше — Профессор посетовал на то, что в следующую субботу у него появились срочные дела. Ждали они отнюдь не бездельничая, а занимаясь изучением программирования, но оба нет-нет да поглядывали на сотовый телефон и прислушивались к звукам тихого субботнего утра. Сергей учил Моркофьева программировать еще вчера, когда раздался звонок по поводу смены времени визита и новость, ставшая сразу известной обоим компаньонам, не потребовала дополнительного телефонного звонка. Узнав адрес, Профессор обещал подкатить к ним, а так как шум машин по субботам был меньше, это можно было услышать в достаточно тихом дворе. Однако телефон зазвонил еще до того, как они что-то услышали — мотор у машины Профессора, несмотря на то, что это был не маленький джип, работал довольно тихо, показывая высокий класс машины и хорошую наладку. Вырубив компьютер, они быстро одели куртки и рванули вниз.

При возгласе Профессора «Здорово, Семка-Морковка» и ответном, также непростом, приветствии Семена, Сергею понадобилась вся его выдержка, чтобы не заржать в голос. Закусив изнутри рта щеки, он подумал о том, что подлинные шедевры выдержки и силы воли очень часто остаются не то, чтобы не воспетыми в художественных произведениях, или, скажем, становятся отмеченными медалями и орденами, а просто даже и не известны никому, кроме проявивших их людей. Засмеяться — это рискнуть обидеть приветствующих и поставить под угрозу все дело, а коварный смех, зараза, так и прет наружу сквозь все поставленные на его пути заслоны. Поэтому Сергей без всякого указания быстро уселся назад, для того, чтобы без дальнейших невольных шедевров своего мимического искусства и прочих испытаний выдержки попривыкнуть к такому обращению двух явно старых приятелей, которые весело болтали впереди, вспоминая школьные годы. Ехать надо было часа три, а Артемьев был достаточно сонным оттого, что они вчера они с Семеном засиделись допоздна. Хозяину-то в этом случае полегче, а у Сергея из сна вылетело еще время на дорогу домой. Поэтому Артемьев растянулся на кожаном заднем сиденье, закрыл глаза и заснул, покуда джип пробирался по утренним субботним «дачным» пробкам, которые были уже длинными, несмотря на еще довольно прохладную погоду.

Проснулся Сергей тогда, когда джип начало сильно качать после выезда на проселок. Хотя к электростанции у бывшей деревни вела нормальная дорога от райцентра, но надо было давать крюк километров в пятнадцать, поэтому Профессор, зная с детства все окрестные проселки, решил срезать, благо, хорошая подвеска и проходимость позволяла. Моркофьев, зная от Профессора, что путешествие подходит к концу, насторожился и нетерпеливо поглядывал вперед, пока джип пробирался по заброшенной лесной дороге, изобиловавшей поворотами. Семену все время хотелось, чтобы после следующего поворота показалось открытое пространство, однако дорога изрядно петляла и ему пришлось подождать. Наконец автомобиль, управляемый явно поднаторевшим в кручении баранки Профессором, миновал довольно заковыристую колдобину, повернул и выехал из леса. До дома было метров сто-двести, а дальше виднелась электростанция, частично закрытая холмом, на котором стоял дом.