Банк. Том 1 - [117]
— Ну… дышат все, вроде бы!
— Вот и славно! А то еще менты разбираться придут. Оно-то в принципе, и не особо страшно, драку в 32 на двоих всяко вынужденной обороной признают, но геморроя с ними чересчур много. Топай давай сюда!
Ну ни хрена себе! 29 человек положил, зараза, и еще и пересчитать успел! — с восхищением подумал Сергей, «топая», куда сказано. Впрочем, лежали там уже не все, кое-кто привставал или держался за стены. Лица у многих уже были расцвечены так, что понадобился бы не один десяток банок краски для того, чтобы получить всю палитру получившихся разнообразнейших оттенков синего, желтого и красного. Да и у многих других наступало пожелтение и посинение. Но больше всего Серегу поразили взгляды женщин, которые, казалось бы, должны были выражать ужас. Однако многие из них смотрели не только на него, но и на Семена с очень сложным выражением лиц. Да, если приглядеться как следует, во взглядах присутствовало чувство опасности, однако рассмотреть его под разнообразными оттенками от удивления и восхищения до обожания было достаточно мудрено. Сереге пришло в голову то, что женщины смотрят на них, как на каких-то высших существ, прямо, как на спустившихся с небес богов, задавших трепки окружавших их смертным и теперь выбирающих, кого именно они возьмут с собой на Олимп. А старикан-то был прав — тут вряд ли кто откажется! Сзади послышался какой-то шумок и, быстро обернувшись, Сергей увидел Дипломата, который потихоньку отходил в сторонку, держась за стену. Нападать он явно не собирался и Серега даже пожалел об этом, так как за такой удар надо бы его, гада, еще дополнительно поколотить! Однако, присмотревшись к физиономии противника, стало ясно, что ему, пожалуй, хватит, и так ему лишний раз врезал, осерчав за коварство. За исключением подобных тихих шумов и стонов, издаваемых пострадавшими, стояла тишина и все присутствующие молчали. Сергей опять отвлекся на женщин и с удивлением понял, что большая их часть смотрят на Семена, а не на него. Ну и ну! Он невольно присмотрелся к Семену и с удивлением для себя отметил, что, вообще-то, он очень красив настоящей мужской красотой. Совершенно не той, которой отличаются мальчики с лаком для волос в женских сериалах, и которые часто совсем даже не мальчики. Ближе всего, пожалуй, была дикая красота Конана-Варвара, но и в ней на фоне Семена чувствовалась какая-то неестественность, особо после того, как оценил подвиги, сделанные присутствующим вживую. Одно дело на экране мечом или кулаками махать, там и так все сами прилягут, когда по сценарию надо, а вот попробуй-ка в жизни такое провернуть! Твердый решительный профиль, крупные, но правильные черты лица, решительный и суровый разрез глаз. Раньше он совсем не замечал этой красоты. Но, кроме красоты, Семен издавал какие-то притягивающие женщин, как магнитом и незримо витающие в воздухе первобытные, прямо-таки пещерные флюиды мощного самца, который заявился сюда напрямую из каменного века, поколотил всех мужиков и сейчас вовсю собирается домогаться их женщин. Собственно, в отношении последней пары пунктов все даже было совершенно правильным — именно так оно по жизни и случилось. Сергей даже почувствовал зависть к Семену, хотя и на него самого тоже было направлено немало взглядов. Он начал было грустно думать о том, что никогда не добьется такого же эффекта, однако размышления были прерваны голосом Моркофьева
— Так, господа. Предупреждаю сразу — это был показательный урок. Полезете еще — буду ломать кости или вообще убивать. Если думаете, что в определенных государственных органах меня этому не научили — ошибаетесь. Для не любящих ментов говорю сразу — это не органы внутренних дел, а кое-что намного покруче.
Судя по тому, как все притихли, слова, громко сказанные спокойным и уверенным тоном, примерно так, как заказывают официанту обед в хорошо знакомом ресторане, явно дошли до всех и желающих продолжать драку не нашлось. Семен повернулся к оклемывающемуся Дипломату.
— Теперь давайте о деле. Извините, уважаемый, но со всей прямотой должен заявить, что дипломат из Вас пока что хреновый. Если бы Вы малость сдерживались и задавали правильные вопросы, перед тем, как лезть получать по морде, то поняли бы, что мы тут никого обижать не собираемся и вполне согласны на баб, которые ничьи, или… ну, скажем так, являются общим народным достоянием. И обсудили бы этот вопрос нормально и без мордобоя. Так… кого бы тут выбрать из общего достояния…
— Меня, меня возьмите! Чего там эти молодые дуры в мужчинах понимают!
Сергей, присмотревшись, признал по цвету платья и телосложению бабу, которая убегала по проходу между палатками. Она была где-то лет на пятнадцать старше среднего возраста танцующих, хотя и смотрелась довольно аппетитно. Семен, судя по незамеченному никем, но ощущенному Сергеем движению руки, тоже растерялся, но живо взял себя в руки. Сам Семен выругался про себя. Она ж должна была просто проследить, пришла девка на танцы, или нет, да сообщить, если что не так, а тут такое изменение планов! Хотя… оно может и к лучшему, поможет погасить конфликт.
Это и роман о специфической области банковского дела, и роман о любви, и роман о России и русских, и роман о разведке и старых разведчиках, роман о преступлениях, и роман, в котором герои вовсю рассматривают и обсуждают устройство мира, его прошлое, настоящее и будущее… И, конечно, это роман о профессионалах, на которых тихо, незаметно и ежедневно держится этот самый мир…
Роман о реально существующей научной теории, о ее носителе и событиях происходящих благодаря неординарному мышлению героев произведения. Многие происшествия взяты из жизни и списаны с существующих людей.
Маленькие, трогательные истории, наполненные светом, теплом и легкой грустью. Они разбудят память о твоем бессмертии, заставят достать крылья из старого сундука, стряхнуть с них пыль и взмыть навстречу свежему ветру, счастью и мечтам.
Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».
Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.