Банджо-блюз - [62]

Вскоре прохлада сменилась жжением, и, наверное, Дункан скривился особенно выразительно, потому что Митос сказал:

– Это антисептик. Терпи. Вот швы буду накладывать, тогда разрешаю поорать вволю.

– Спасибо, – саркастически прохрипел Дункан и снова потерял сознание.

Блаженный обморок продлился всю операцию и перевязку. Закончив, Митос убрал аптечку в бардачок и открыл дверцу:

– Никуда не уходи. Я быстро.

«И куда бы я пошёл?» – спросил бы Дункан, если бы у него были силы. Он понимающе вздохнул, когда Митос достал из багажника лопату: Наблюдателей при убитых им Бессмертных он не заметил, а оставлять тела без погребения было бы как-то не по-человечески.

* * *

Дункан то приходил в себя, то опять погружался в болотно-мутную дрёму. Сквозь ватную тишину в ушах он слышал, как Митос говорил Джо (по телефону, подсказывала логика – Митос приехал за Дунканом в гордом одиночестве):

– Нет, с ним не всё в порядке. Понятия не имею. Узнаю, как выедем из этих дебрей на шоссе. Дождись нас в Эдинбурге, Джо, ладно? Не волнуйся. Он жив, и это главное, верно? Я позвоню завтра.

– Ты меня искал? – спросил Дункан слабым шёпотом.

– Искал, Мак. И ты заставил за собой побегать.

– Это комплимент?

– Если бы. Мы с Джо беспокоились. Ты пропал. Не отвечал на звонки.

– Прости.

Дункан прислонился щекой к прохладному стеклу окна. Его кожа пылала, плавилась в огне неестественной лихорадки – по всем меркам, он должен был уже исцелиться. Но раненая рука противно ныла, а под сомкнутыми веками проявлялись странные картины.

Митос, сражающийся сразу с четырьмя Бессмертными, отделяющими его от круга, в котором был заперт Дункан.

Джо, сидящий на кровати в каком-то отеле и с нетерпением уставившийся в экран ноутбука.

Белый домик с красной черепичной крышей и яблоневым садом, где они с Митосом остановятся через пятнадцать минут, потому что Дункану станет слишком плохо, чтобы продолжать путь.

Эти видения пугали его – он никогда не был пророком или телепатом, чёрт побери – и в темноту Дункан провалился если не с радостью, то как минимум с облегчением.

В гостеприимном мраке было спокойно, вопросы и боль отошли на задний план, превратились в ненавязчивый фон. Дункан с удовольствием оставался бы там навсегда, но кто-то настойчиво тормошил его и спрашивал голосом Митоса:

– Мак, ты можешь проснуться на пару секунд?

– Нет.

– Ты отвратительный пациент, друг мой.

Митос поднёс к его губам кружку с чем-то тёплым – супом или бульоном, Дункан не сумел определить. Горло саднило и царапало, как при ангине, но он постарался сделать пару глотков.

– До дна, – настаивал Митос. – Обезвоживание – весьма неприятная штука.

– Если я это допью, ты от меня отстанешь?

– Маловероятно.

– Зараза.

– Аналогично. Пей.

Наконец кружка опустела, и Дункан облизал потрескавшиеся губы. Озноб не проходил, наоборот, казалось, что он лишь усиливался.

Что-то было неправильно.

Дункан бросил взгляд на потолок. Последний раз его белили в тысяча девятьсот девяносто четвертом, за полгода до того, как Эрнест Смит, муж хозяйки дома, где они с Митосом задержались, упал со стремянки и свернул себе шею.

Анна Смит одна вырастила троих детей. Старшая дочь, Кейт, училась в Сорбонне, младший сын служил в ВВС Великобритании, а средняя дочь, Сара, вышла замуж за ирландца и переехала в Дублин. Анна по ним очень скучала и заглядывала на почту каждый день, проверяла, нет ли письма. Она была старомодна и побаивалась компьютеров…

Дункана затрясло ещё сильнее.

«Господи, откуда мне всё это известно?!»

– Ш-ш-ш, всё закончилось, Мак, – успокаивающе повторял Митос, укрывая его толстым пледом поверх одеяла. – Всё хорошо.

Дункан заснул, не успев возразить.

* * *

На следующее утро жар спал, но Дункана продолжало трясти, а зубы отбивали барабанную дробь.

В комнату вошёл Митос, поставил на тумбочку у кровати поднос с супом и хлебом, недавно вынутым Анной из печки.

– Что со мной происходит?

– С тобой всё нормально, Мак.

– Нет, скажи мне. Ты же знаешь, я вижу.

– Просто всё закончилось. Ты выиграл, Дункан.

– Выиграл что?

– Свою свободу.

– Чего?

– Почувствуй, и ты поймёшь. Прислушайся к себе, своим ощущениям.

– Твой разум, – потрясенно зашептал Дункан. – Он открыт для меня…

– Это потому, что в данный момент я не стремлюсь что-либо скрыть.

– Тогда ты предложил мне свою голову. Но на самом деле тебе это ничем не грозило. Ты всегда возвращаешься и принимаешь ту форму, какую пожелаешь. Тебя нельзя убить.

– Многие пробовали. Глупцы.

– Ты старше, чем динозавры и океан. А твоё имя, твоё настоящее имя... Его опасно произносить вслух. Одним свои звучанием оно способно разрушить целые города…

Митос рассмеялся. В его глазах расплывалось жидкое золото, поглощая зрачки.

– Кто ты? Зачем ты ходишь среди нас, когда твоё могущество так велико?

– Я – Страж, – произнёс Митос низким голосом, с хриплым, скрипящим эхом. – Я – Хранитель. Я – Наблюдатель. Я – Знание. Я – Миф. Боишься меня, Дункан Маклауд из клана Маклаудов?

– Нет.

– Лжец.

Митос прикрыл глаза, а когда вновь распахнул их, они приняли свой прежний, зеленоватый цвет. Но Дункан знал: если он приглядится, то увидит в этой тёмной зелени золотые искры.

– Но прежде всего я – твой друг, – Митос присел на край кровати и положил руку Дункану на плечо. – И я говорю: всё закончилось. Ты вне Игры, она больше тебя не касается. И на новом витке Приз получит кто-то другой.