Бамбуковая крепость - [14]

Кальян, вазы, резной топчан и другие предметы, которые делают дом Ханя похожим на музей, раньше принадлежали помещику. На его земле работали родители Ханя, как и большинство крестьян Нгуенса, не имевшие своей. И жили в соломенной халупе тоже на правах квартирантов: свой дом можно было построить только на своем участке. Так было до революции 1945 года. Началась война Сопротивления французским колонизаторам — и Хань вместе со старшим братом ушли в армию Народного фронта Вьетминь.

В память о тех временах на стене, на самом видном месте, висит в деревянной рамке под стеклом наградной лист. Такие же листы в таких же рамках можно увидеть во многих вьетнамских домах. В них указано, каким орденом или какой медалью награжден обитатель дома. И очень часто в них читаешь слово «посмертно». Такой лист — визитная карточка дома, говорящая о заслугах семьи.

Братья вернулись из армии, когда в деревне заканчивалась аграрная реформа. Отобранные у помещиков земли и имущество делили между крестьянскими семьями. Имущество было разное: кому — плуг, кому — многоведерный глиняный сосуд для воды, кому — мебель. Больше пользовались спросом предметы практического предназначения. Хань, как человек с заслугами, мог выбирать. И выбрал фарфоровые горшки, которые радовали глаз, и только. Жизнь с детства в грязной хижине родила какое-то обостренное стремление к красоте. Так что нынешняя музейная коллекция — своеобразный «военный трофей».

Семье распределили по пять шао (1800 квадратных метров) рисового поля на каждого из двух работников и маленький участок в тхоне для строительства дома. Родители умерли, братья обзавелись семьями и теперь считаются двумя отдельными дворами, хотя дома их стоят на том же общем островке сухой земли тхона. Старшему принадлежит большая часть сада, а Ханю — несколько деревьев, рыбный пруд и свинарник. Дом, сад, пруд, свинарник Ханя — все это занимает площадь в один шао или 360 квадратных метров. Поэтому, когда возникла необходимость расширять жилье для подросших детей, Хань рядом со своим главным одноэтажным домом соорудил кирпичную «пристройку» в два этажа.

Нгуен Ню Ханю — 60 лет, и он работает на рисовом поле лишь в уборочную страду. Кооператив поручил ему управление зерновыми складами. Кроме того, они с женой занимаются разведением свиней в личном хозяйстве, каждый год поставляют кооперативу приплод от свиноматки. Норма — 8 поросят в год, а остальное можно продавать по высоким рыночным ценам.

Поскольку сам Хань считается «вспомогательным работником», за ним лично не закреплен кооперативный участок. Но за семьей закреплен. Это «кхоан» старшего сына: восемь шао десять тхыоков (примерно треть гектара). С каждого шао кооперативу по низкой цене нужно продать за полгода 120 килограммов падди, а они в 1981 году, например, в осенний урожай собрали по 150. Следовательно, остается примерно 240 килограммов падди, или, после очистки, 180 килограммов риса. На семь едоков этого мало. Но выручает домашняя свиноферма: каждый килограмм мяса приравнивается в кооперативе к пяти килограммам риса, а живые поросята ценятся еще дороже. Поэтому в год излишки продовольствия, а они здесь исчисляются в пересчете на рис, а не на деньги, составляют 700 —1000 килограммов. В общем, семья не жалуется на жизнь.

Восемь членов семьи, но семь едоков — как это может быть? Хань перечисляет; он и его жена, двое младших сыновей-школьников, старший сын с женой и двумя детьми и еще один сын — рабочий механического завода в Ханое. Он-то и есть «тхоат ли» — член семьи, не живущий в общине. Оба старших сына служили в армии, а после демобилизации один вернулся в деревню, другой стал рабочим в городе. Но пока Нгуен Ню Хань жив, «городской» сын все равно считается членом его деревенской семьи. Такие «мертвые души» есть почти в каждой семье, и раньше они даже не исключались из списков общины. Теперь во избежание путаницы общинный народный совет не включает «тхоат ли» в число жителей деревни, но и не лишает их «прописки». В любое время они могут вернуться, вступить в кооператив и получить участок.

Семья старшего сына живет вместе со стариками и ведет с ними общее хозяйство. Большая семья обычно не делится, пока жив ее глава. Вообще в Нгуенса действует правило; малой семье можно «отпочковаться» от большой только в том случае, если последняя насчитывает не менее десяти человек.

Выйдя из дома Нгуен Ню Ханя, я сразу же увидел его старшего брата. Он сидел на корточках перед крыльцом своего дома и просеивал падди, рассыпая его для просушки по домашнему току — площадке двора, мощенной кирпичом. Насколько братья были похожи внешне, настолько отличались по характеру. Нгуен Ню Шао оказался прямой противоположностью сдержанного и степенного Ханя. Он быстро и охотно реагировал на вопросы, пересыпая свои ответы многочисленными подробностями и отступлениями. Рассказал, что просеивает падди перед тем, как везти на кооперативную рисорушку. Рисорушка электрическая, и за очистку надо платить, но очень немного. Поэтому он только в редких случаях пользуется старым способом — очисткой вручную между двумя каменными жерновами.