Бамбуковая крепость - [13]

И тут интересный парадокс, о котором поведал мне плен народного комитета провинции Тхайбинь, ответственный за сельское хозяйство, Нгуен Ван Хыонг. От системы «кхоанов» отказываются… самые передовые хозяйства провинции, самые богатые кооперативы, например известный на всю страну Вутханг.

Закреплять участки за отдельными дворами — вовсе не простое дело. Трудно удовлетворить стремление крестьян к полной справедливости. Если уж делить, то всем одинаково и хорошей и плохой земли, и двухурожайной и трехурожайной. Следствие — дробление поля на мелкие участки, разбросанность земель одной бригады по всей общине. Когда большая часть работ выполняется вручную, это не так уж важно. Но как быть знаменитому кооперативу Вутханг с его большими специализированными угодьями, механизацией, развитым разделением труда в масштабе всего кооператива? Он перерос средний уровень сегодняшней деревни и требует иной организации. Дух коллективизма действует здесь уже в рамках всей общины, без промежуточных ступенек,

ДВОР С АРЕКОВЫМИ ПАЛЬМАМИ

«Мой дом — моя крепость» — это изречение никак не подходит к дому крестьянина Нгуен Ню Ханя. Не потому, что дом неказистый. Как раз дом-то хороший, да еще и не один. Если в нашем привычном понимании «двор» обязательно предполагает забор, то границы дворов в тхоне обозначены символическими и иногда только самим сельчанам понятными признаками.

Увидев незнакомца или прослышав о нем, к крыльцу дома старика Ханя сразу невесть откуда сбежались около двух десятков детишек. Быстрота, с которой они собрались v дома, объясняется отсутствием в деревне заборов. По той же причине маленькие деревенские проказники не знают таких общеизвестных соблазнов, как залезть в чужой сад. Младшее население общины свободно переливается в течение дня из двора во двор, к дороге, к речке — по мере появления там или здесь чего-то интересного. Но воровство, даже такое невинное, как несколько бананов в чужом дворе, полностью исключено. Табу на воровство воспитывается с детства. Во-первых, все в тхоне свои — знакомые, а часто и родственники. С ними жить да жить. Во-вторых, крестьянский ребенок в том возрасте, когда складывается его характер, ни секунды не бывает один. Вьетнамские дети — это всегда ватага. Младшие, пока не могут ходить, висят на боку у старших, и никогда, особенно в деревне, не бывает компаний, где одни лишь мальчишки-ровесники. Все всегда вместе — от мала до велика, мальчишки и девчонки. Одним словом, строго наказуемое общиной воровство не может быть скрыто. Но это не значит, что традиция сама по себе превращает такое табу в национальную черту. Иначе зачем тогда общине так тщательно отгораживаться от чужих?

Главный страж порядка внутри деревни не какой-то местный «участковый», а знающее все обо всех общественное мнение.

…Нгуен Ню Хань встретил нас на крыльце своего добротного дома перед дверью в переднюю комнату. Она почти всегда открыта, и между главным помещением жилища и улицей не существует прихожей, сеней или чего-то в этом роде.

Взглянув только на многочисленные вазы из старого вьетнамского и китайского с сине-белым кобальтовым рисунком фарфора, я сразу сделал вывод, что их стоимость, пожалуй, дороже, чем сам дом. Кроме коллекции фарфора внимание привлек большой с искусной резьбой топчан из черного дерева. Все остальное было более современным: зеркальный трельяж, разрисованный по краям яркими лубочными птицами и цветами, иероглифами, обозначающими счастье, благосостояние, долголетие и т. п., часы в деревянном корпусе, заводимые массивным ключом, радиоприемник с магнитофоном и двумя висящими на стенах акустическими колонками японского производства примерно середины 60-х годов. Судя по всему, трельяж, часы и стереосистема появились здесь из Южного Вьетнама после 1975 года. Были здесь и вентилятор, и термос для чая, и велосипед, что входит в число предметов первой необходимости.

Обеспеченность велосипедами и вентиляторами служит в деревне главным показателем роста благосостояния народа. В этот разряд постепенно входят радиоприемники и, наверное, скоро начнут входить телевизоры, а вслед за ними холодильники. Пока же в народном комитете общины мне с гордостью называют цифры; перед революцией вентиляторы были не у всякого помещика, а сейчас их имеют шестьдесят процентов семей; раньше в общине насчитывалось десятка два велосипедов, теперь — в среднем по два в каждой семье. Здесь это вовсе не предметы роскоши или спортинвентарь, а товары повышенного спроса.

Старик Хань, расспрашивая меня о жизни в Советском Союзе, не преминул озадачить вопросами: у всех ли в СССР есть велосипеды и вентиляторы, производят ли термосы, лучше ли они китайских или японских. Эти предметы, как ткань и одежда, служат для Ханя самой авторитетной визитной карточкой страны, где достигнут высокий уровень жизни населения.

В фарфоровом с серебряной отделкой кальяне забулькала вода, и Нгуен Ню Хань сделал глубокую, единственную затяжку крепким «лаосским зельем». Дым от этой травы, которую курят во Вьетнаме в часы отдыха и мужчины, и пожилые женщины, на мгновение сковывает легкие. В последние годы в городах ее вытесняет табак, но из-за огромного спроса и ограниченного предложения он слишком дорог. Кальян — обычный спутник послеобеденного чая, дружеской беседы. Но не у всякого есть такой, как у Ханя. Обычный кальян — это просто бамбуковая трубка диаметром сантиметров пять. Такой дорогой, как у Ханя, в старые времена слуга носил вслед за господином — помещиком или чиновником. Почему траву называют «лаосским зельем», никто не знает. Может быть, это просто созвучие, которое к Лаосу никакого отношения не имеет. Издавна соседние с Тхайбинем Намдинь и Хайзыонг славились плантациями этой травы.