Баллада об ушедших на задание. Дот - [21]

Это были минуты блаженства. Ушли!… Смерть осталась позади, в стрекочущих кустах. Она еще бросила им вдогонку несколько свинцовых камушков, когда они взлетали на прокаленный солнцем бугор, но это было уж несерьезно, а потом стометровый шлейф пыли закрыл их, как дымовая завеса, и они испытали сладостное облегчение победы.

Разве теперь, после пережитого, они могли принимать всерьез каких-то мотоциклистов, по сути, равных противников? Впервые равных противников. Они проедут еще километр и отвяжутся, рассудил Страшных. И выжал из мотоцикла все, чтобы помочь немцам найти это очевидное решение.

Потом он подкрепил свои доводы изящным маневром, после которого выиграл еще сотни три метров.

Потом он вдруг понял, что его почти прижали к границе. Пересекать ее Ромка не собирался: если здесь он знал все, то за кордоном хозяевами положения сразу становились немцы. Ромка спохватился как раз вовремя, чтобы успеть вывернуться. Эка настырные парни, подумал он, а ведь они знают свое дело!…

Тут он впервые поставил себя на место противника и признал, что ничего сверхъестественного не происходит. Если немцы профессионалы, уверенные в себе опытные вояки, то с чего вдруг они будут уступать втрое слабейшему противнику? Ну конечно, ведь их втрое больше! - понял Ромка. Я-то, дурень, не придал этому значения, а для них, может, это главный аргумент. Они настолько уверены в успехе, что для них это не поединок - гон! Они гонят зайца, они охотятся, вот что они делают!…

За самоуверенность надо наказывать, решил Страшных, однако вовремя вспомнил, что он не один. Тимофей был плох, он сидел прямо, слишком прямо, слишком напряженно, как сидят только из последних сил. Его надо в лазарет сегодня, сейчас же. Ваше счастье, гниды! - пробормотал Ромка, сложным зигзагом увернулся от немецкого трезубца, и запутал след, и совсем было решил, что перехитрил немцев, но тут из-за рощи всплыл, накатываясь точно по адресу, коричневый шлейф, затем еще один, и вот и третий клубится, и на его острие - мелькающий комок машины…

Такой же шлейф выдавал и пограничников.

Страшных снова попытался оторваться, потом еще раз… Потом он понял: еще немного - и немцы заметят, что пограничники мечутся в прямоугольнике два на пять километров. И зажмут. Как поршнем придавят - к ферме, или к шоссе, или к тому же выгону. Был бы Ромка один - это его только б завело. Крутил бы карусель до визга, до огня в подшипниках - вот где была его стихия, Вот где порезвился бы! Такие бы устроил кошки-мышки до вечера, пока не надоело, кружил бы, испытывал свое счастье, свой фарт, потому что в этом для него была вся жизнь, ее смысл. Он всегда так жил…

Но как ни плох был Тимофей, даже он сообразил, что происходит, и сказал тоном приказа:

- Кончать надо с ними…

- Есть кончать!

Ромка свернул к старому грейдеру. Он был узкий, обсаженный высокими дуплистыми тополями. Здесь если врага не убьешь сразу и он заляжет за деревом - его оттуда не выковырнешь. Но если заманить к речке… если один заляжет здесь, в кювете, а самому развернуться в прибрежном кустарнике и встретить в лоб…

Страшных сбросил скорость, давая немцам приблизиться. Пусть войдут в визуальный контакт, пусть видят, что я делаю. Пусть доверяют клиенту!

Грейдер гудит под колесами, тополя мелькают слева и справа совсем рядом. Старый шлях, дедовский, две машины не разминутся, подумал Страшных и сказал через плечо Залогину:

- Я сейчас отверну, а ты с автоматом в кювет. Я их снизу встречу, ты вжаришь им в зад.

- Ну уж нет! Пулемет - мой кусок хлеба. Так что бери свою машинку и сам вали в засаду.

- Да ты хоть на мотоцикле умеешь?

- Разберусь.

Все вышло до Ромкиной задумке. Немцы приметили, где пограничники свернули с грейдера, и один мотоцикл перевалил через кювет почти в том же месте; второй сделал это раньше и помчался на перехват, прямо через лужок, хотя это было и непросто по высокой траве. Третий мотоцикл отстал почти на километр, и, если бы здесь была другая география, если лужок был бы хоть чем-то закрыт, возможно, и эти немцы кинулись бы в бой, чтобы попытаться выручить своих. Но лужок просматривался с грейдера отлично, немцы увидели, что произошло с их товарищами, не доезжая трехсот метров развернулись - и Ромка вслед даже пальнуть не смог, хотя бы просто так, вместо соли на хвост - патроны у него в магазине опять кончились, а запасных с собою не было.

Один мотоцикл горел. Когда из-под перевернувшейся машины выбирался пулеметчик, Ромка ударил по нему, не целясь, и пробил бак. Еще двое немцев были убиты наповал, а одного насмерть придавило мотоциклом.

Страшных постоял, прислонясь плечом к рубчатой коре тополя. Тихо. Трава пахнет - одуреть можно. Жуки летают. Перепела переговариваются… Только где-то за холмами ворочается гром. Страшных прислушался. Так и есть - семидесятипятимиллиметровые. Густо бьют. Бой хороший или просто снарядов - бери не хочу. Но далеко это, ох далеко!…

Мотоцикл горел с треском, пламя гудело, как в трубу. Пламени почти не было видно, оно только угадывалось на фоне дыма - чадного от краски. Дым сперва нерешительно расползался во все стороны, потом словно щелочку нашел - потек вниз, в сырую ложбину, к речке.