Баллада о Розеттском камне - [16]
«В последнем десятилетии XVIII века в не слишком бедной, но и не слишком богатой семье родился мальчик, и был он весьма темнокож, к тому же — с курчавыми волосами…»
— Но это уже было?!
— Вы уж решили, что речь снова пойдет об Александре Сергеевиче Пушкине? Нет. Этот мальчик родился на девять лет раньше в другой стране и проявил свой гений совершенно в иной области, став отцом новой науки… У него было обыкновенное французское имя — Жан. В пять лет он самостоятельно научился читать. В девять знал латынь и греческий. Тогда же услышал и о Розеттском камне (в 1799 году, в год рождения другого темнокожего и курчавоволосого мальчика). В одиннадцать решил прочесть эту надпись во что бы то ни стало…
Путь известен, но вот захочет ли человек пойти по этому пути — зависит от него самого. Каждый решает сам.
Если же ты в свои двадцать и тридцать и сорок все еще ничего не решил и потому — не нашел, задумайся наконец: кто ты? что ты? зачем? — и да поможет тебе в этом аллегория о Розеттском камне!..
Два десятилетия прошло, прежде чем!..
(Дорогой мой слушатель! Если вы когда-нибудь — случайно! — попадете в Британский музей, отыщите там Розеттский камень, поклонитесь от моего имени черной базальтовой глыбе — не сочтите за труд! — передайте, что я, начинающий автор, столько раз уже — в полном отчаянии! — хотела — по малодушию! — отступиться, прервав — дабы уйти, пусть не победившей, но и не побежденной! — тоненькую нить жизни!..
НО — РОЗЕТТСКИЙ КАМЕНЬ!!!
Да здравствует этот камень! Этот символ мужества и воли!
Шампольон шел к своей цели двадцать лет. Я — всего лишь шесть! Еще четырнадцать в запасе. Он был профессором, затем — академиком, но — по-прежнему нищ, к тому же — болен!.. Я — русская женщина, русская баба! На мне воду возить можно! Русские женщины все выдержат! (Уж не говоря о том, что мне каждые три месяца премию дают!!!) Так почему же мне не работать? Не переписывать снова страницу за страницей, до тех пор, пока не получится так, чтобы слушатели выслушали с удовольствием, чтобы читатели сказали издателю: «Где этот автор? Передайте спасибо ему…»)
Так вот, дорогой мой слушатель! Если вы увидите этот камень, передайте спасибо ему…)
Двадцать лет ушло на то, чтобы определить: древнеегипетский язык близок к коптскому. А дальше…
Путь был известен, но лишь у одного человека хватило сил пройти по этому пути…
ВОПРОС ИЗ КРОССВОРДА.
«Полупроводниковый прибор».
— Это компас, да, Лен?!
— Деточка, ты знаешь, что такое полупроводник?
— Проводник — это тот, кто знает путь и подсказывает его другим. Поэтому компас — полупроводник: если человек соображает и у него есть компас, он найдет путь. Полпроводника — компас, еще половина — собственные мозги. А вместе получается — проводник…
На камне в греческом тексте упоминались имена Птолемея и Клеопатры. Клеопатра. Женское имя, двадцать лет царствующее в душе Шампольона. Клеопатра. Леопарда. Вот почему царица всегда виделась мне в леопардовой шкуре (или на ложе из леопардовых шкур!). И однажды… Но об этом можно только догадываться. Быть может, просидев всю ночь над иероглифами, Жан Франсуа под утро уснул, и приснилось ему… (Или — мне приснилось, что ему приснилось? Или — из его мыслей и моих домыслов соткался сон. О Клеопатре. Не о той, чье имя во втором столетии до нашей эры объединено с именем Птолемея как на престоле, так и на Розеттском камне (о той Клеопатре пока ничего не было известно), — но о Клеопатре, что станет царицей Египта полтора столетия спустя и чьим мужем будет совсем мальчик, тоже Птолемей. Очередной Птолемей.
Клеопатра.
Воплощение идеальной красоты.
…и соткался сон…
…Любовь! Любовь…
Когда Цезарь познакомился с Клеопатрой, ему было за пятьдесят, и он был — иноземец, пришедший покорять. Но — они полюбили друг друга. Или царица полюбила Цезаря? Или молоденькая девочка втюрилась по уши в полководца, в инопланетянина? Ведь это только сейчас думается, что Каир и Рим относительно близко. А в те времена из Италии в Египет — плыть не доплыть, добираться не добраться…)
ДИАЛОГ ЦЕЗАРЯ И КЛЕОПАТРЫ.
— Говорят, ты с легкостью осваиваешь все, за что бы ни взялся, Цезарь, но египетского ты не знаешь!
— Я могу выучить его за месяц.
— Не сможешь, это очень трудный язык!
— Не спорь со мной, Кли, мне достаточно взять пару-тройку твоих служанок, и через месяц они научат меня прекрасно изъясняться по-египетски.
— Неужели Цезарь опустится до служанок?!
— Нет, просто служанки поднимутся к Цезарю. Я живу на втором этаже, как ты знаешь…
— Боже, боже! Цезарь питает любовь к служанкам!
— Я питаю любовь к жизни, Клеопатра, во всех ее проявлениях.
— Сколько же было у тебя этих… проявлений?
— Дорогая, если бы собрать их вместе, думаю, я мог бы завоевать с ними Египет.
— Вот как! Ты… ты не любишь меня, Цезарь!
— С чего ты взяла? Я люблю жизнь, а, значит, и тебя.
— Нет, Цезарь, ты должен сказать, что любишь меня больше, во много раз больше, чем всех остальных, вместе взятых!
— Да, Кли, я люблю тебя больше.
— Нет, не так! Ты должен сказать: «Люблю тебя больше всего на свете, Кли!»
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.