Баллада о Розеттском камне - [17]
— Любовь — продукт взаимный. Ребенок может родиться, если только соединились двое. Для настоящей любви одного мало. Если один любит — ничего не выйдет. Если один любит — как хочешь это назови: рабство, привязанность, преданность, что угодно, только не любовь.
— Хорошо. Я люблю тебя. Ты счастлив?
— Я?..
— Как ты можешь?! Я, царица огромной страны, неисчислимых ее народов, живущих вдоль реки Нил, говорю тебе, что люблю тебя, а ты!.. Тебя полюбила царица! Ты войдешь в историю!
(«Я не хочу войти в историю, Я хочу войти в зону Панамского канала», — генерал и национальный герой Панамы Омар Торрихос Эррера.)
— Знаешь, какие мне больше всего нравятся женщины, Кли?
— Скажи, Цезарь, я очень хочу узнать!
— Больше всего мне нравятся, Кли, женщины, которые умеют молчать…
— Ты!.. Ты!..
— Ладно, перестань хмуриться, я люблю тебя, Клеопатра.
— Ты опять шутишь, Цезарь?
— Такой уж у меня характер, Кли. Когда я просыпаюсь утром — мне уже очень хочется жить, после обеда — у меня прекрасное настроение, к вечеру — я просто счастлив!.. А…
— Подожди! Чем ты докажешь мне свою любовь, Цезарь?
— Разве тебе мало моего слова?
— Слово. Слова… Сколько их говорится! Слова уже ничего не значат.
— Ах, вот как. Я и не знал… Позови-ка свою служанку, которая понимает мой язык… Ники! Через полчаса тебя казнят. Так хочет царица Египта… Ну, Кли, ты видишь, что с ней стало? А я до нее пальцем не дотронулся!.. Встань, Ники, это была шутка. Завтра, Ники, ты станешь царицей, а Клеопатра будет тебе прислуживать. Так решил я, Цезарь.
— Что?! Как?! С какой-то стати? (Выхватывает кинжал, бросается к служанке. Цезарь успевает встать между ними. Кинжал скользит по его плечу. Проступает несколько капель крови.)
— Успокойся, дорогая. Я всего лишь хотел тебе показать, что значит слово. Подойди к зеркалу, взгляни на себя: ты похожа на разъяренную кошку!
— Что ты себе позволяешь, Цезарь, да еще в присутствии служанки, в моем собственном дворце?! Я, царица Верхнего и Нижнего Египта…
— Ты считаешь, что дворец — твой?
— А чей же?!
— Если женщина по-настоящему любит, она всецело принадлежит мужчине (так же, как и он ей). Значит, ты принадлежишь мне, Клеопатра, со всеми твоими дворцами, садами, финиковыми пальмами, священной рекой Нил…
— Разве ты не знаешь, Цезарь, что царицы никому не принадлежат? Царица — всегда царица, Цезарь. Она сама по себе. Она наместница богов на земле и подчиняется только Солнцу!..
— Я все понял, дорогая… глубокоуважаемая царица Верхнего Египта. Завтра утром я уезжаю, а царица, божественная Клеопатра, останется здесь властвовать и подчиняться только Солнцу.
— Цезарь!.. Цезарь… Подожди… я только… я хочу спросить. Как же ты будешь — без меня?!
— Твое место займут другие. Желающих много, Кли.
— И… и ты будешь сажать их к себе на колени, как меня?!
— Да, дорогая, как тебя.
— И ты… ты будешь целовать их? Как меня?!
— Конечно, радость моя, можешь в этом не сомневаться.
— И будешь говорить, что любишь?!
— А вот этого они не дождутся!
— Цезарь! Не уезжай! Я люблю тебя, Цезарь!
— Ну, хорошо, хорошо… Иди ко мне, дорогая… божественная Клеопатра, царица Египта… Только прошу тебя, запомни, я не люблю повторять дважды: когда люди любят друг друга, у них все общее, у них все пополам — и любовь, и ложе, и дворец. И если нищета или смерть — у них тоже все пополам…
— Я поняла, Цезарь! У нас будет все пополам! Половина дворца — мне, половина — тебе! Но только можно мне будет…
— Клеопатра, я не люблю половин. Все — или ничего! Вот мой девиз. Если в Египте все по половине, давай уедем из Египта!
— Куда?!
— Мир огромен.
— А как же мои… народы?! Они же… они не смогут без меня?!
— Я пошутил, Кли. Если существует Египет, должна существовать и царица Египта…
Вскоре Цезарь уехал в Рим, оставив царицу Египта
су — ще — ство — вать!
Планида улыбнулась Цезарю — несколько лет он находился у власти, фактически являясь главой государства.
Годы шли. У царицы новая любовь: Марк Антоний, сторонник Цезаря. Ему за сорок (Клеопатре, правда, к тому времени уже под тридцать). Они любят друг друга. И это уже совсем иное, и совсем новая, другая жизнь. И Клеопатра изменилась, и Цезаря давно уже нет на свете…
ДИАЛОГ АНТОНИЯ И КЛЕОПАТРЫ
— Знаешь, Патти, кое-кто называет меня вторым Цезарем…
— Цезарь был один. Подлинник всегда один — остальное копии. Твое имя — Марк Антоний, и, если ты хочешь чем-то быть, ты должен сделать, чтоб оно зазвучало само по себе… Идущий следом первым прийти не может.
— Почему ты упорно зовешь меня Марк Антоний?! Ведь придумал же я тебе короткое имя. Кле-о-пат-ра! Пат, Патти!
— Если ты так настаиваешь… Антоний. Тони. То-ни… Ни-то… ни то, ни се…
— Что?
— Я думаю, не мешай… Вот и я скоро стану ни то ни се. В тридцать пять женщина уже никому не нужна… Послушай, отчего бы нам не пожениться?
— Ты сама была против!
— Теперь я согласна…
(Женский ум — что это такое? Может быть, среднее арифметическое умов всех мужчин — друзей, приятелей, а также тех, в кого была влюблена, — помноженное на количество мозговых извилин женщины?! Если в головке пустенько, получится все равно ноль, если пол-извилины, на этом тоже далеко не уедешь. Но если есть хотя бы пара извилин (!!!) — результат уже будет достаточно хорош).
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.