Бал шутов - [13]

— Я — Борщ, — улыбнулся Борщ, — майор. Но прежде всего я — ваш поклонник. И, заметьте — горячий. Я слежу за вами уже давно. С вашей первой роли. Как вы бесподобно играли Хлестакова! Я смеялся громче всех. Да вы, наверно, это заметили. Я гоготал в третьем ряду, на двадцать шестом месте. Помните? Уже тогда я говорил, что из вас выйдет замечательный артист. И, как видите, не ошибся.

— Вы не могли сказать мне этого в театре, за кулисами? — спросил Сокол.

— О чем вы говорите, — всплеснул руками Борщ, — к вам не пробиться! Я пытался несколько раз… Вы помните, как вы сыграли Иванова?

— Помню, — сознался Борис.

— Как вы тогда кричали: «Оставьте меня! Оставьте меня!» А потом застрелились. Это было восхитительно. Я рыдал, как ребенок. Да вы, наверно, это заметили. Я рыдал во втором ряду, на двенадцатом месте.

— Мне кажется, вы были бы не против, если бы я действительно застрелился, — заметил Борис.

— Ну и шуточки у вас, — сказал Борщ и рассмеялся. — Когда я узнал, что вам поручили роль Ленина — я две ночи не мог уснуть. Я был рад, что смогу увидеть, наконец, настоящего Владимира Ильича, — с большой, львиной головой, не картавящего, с мощными бицепсами, огромного — гораздо выше всех этих пигмеев, всех этих Каменевых, Зиновьевых, Троцких.

— Троцкий в жизни был выше Ленина, — заметила Ирина.

— И это говорит Дездемона! — вскрикнул Борщ. — Та самая Дездемона, которая заставила меня сегодня трепетать!

Майор грациозно, как венецианский дож, поднялся со стула и вновь чмокнул руку Ирины.

— Вы были на спектакле? — удивилась она.

«Венецианский дож» закрыл глаза.

Но не пролью я крови!

И этой кожи, что белее снега

И глаже алебастра всех гробниц,

Не тронет нож!…

— продекламировал он. — Как вы это сегодня произнесли!

Ирина побледнела. В исполнении Борща бессмертное произведение приобрело совершенно иной смысл. И было такое ощущение, что если ему будет нужно, он и кровь прольет и тронет ножом кожу…

— Вы плохой актер, — сказала она.

— Зато я хороший майор, — заметил майор и рассмеялся.

— Почему вы все столько смеетесь? Вы, ваши люди.

— Лучше бейте меня, но дайте мне посмеяться, — процитировал Борщ.

«Если бы это было в моих силах, — подумала Ирина, — ты бы у меня смеялся всю жизнь…»

— Я все‑таки предпочитаю второе, — заметил Борис.

Наступила тишина. Казалось, что даже Дзержинский с портрета прекратил беседу с чекистами и внимательно следил за беседой с Соколами.

— Ну, так чем мы обязаны такому визиту? — спросил Борис.

Веселый майор долго смотрел на черное лицо мавра, потом на бородатое лицо своего шефа с портрета, видимо, советуясь с ним.

— Я хочу вам предложить роль, — наконец, четко произнес он.

Соколы удивленно переглянулись.

— Вы собрались менять профессию, — догадался Борис, — переходите в режиссеры?

— Ну, что вы, — опять засмеялся майор. — Для этого надо иметь талант… Но я ваш коллега.

— Это в каком смысле? — поинтересовалась Ирина.

— А в том, уважаемая Ирина Александровна, что весь мир — театр, и все люди лицедействуют, а?

— То есть вы — лицедей? — уточнил Борис.

— Если хотите — драматург. И не смотрите так на мои погоны. Их носил, если не ошибаюсь, и Лермонтов?..

Откуда он это знал — неизвестно. Даже его деду не приходилось встречаться с великим русским поэтом…

— Итак, — продолжал майор, — как мне известно, вы мечтаете, и не раз заявляли об этом в прессе, сыграть роль нашего современника?

— И вы хотите написать для нас пьесу? — уточнил Борис.

— Я ее уже написал, — вновь улыбнулся Борщ.

«А почему бы ему не написать, — подумал Борис. — Сейчас все идиоты пишут. Чем он хуже их?»

— Комедию? — уточнила Ирина.

— Как вы отгадали? — обрадовался Борщ.

— Вы такой веселый, — объяснила она.

— В двух актах. Причем, главные роли исполняете вы. А? Как вам это нравится?

— Интересно, интересно, — пробурчал Борис, — я — майор госбезопасности, а она — мой верный друг и советник?..

Майор хитро взглянул на мавра.

— Я не пишу тривиальных вещей, — объяснил он. — Да, я знаю, что сейчас все идиоты пишут… — Борщ выразительно посмотрел на Бориса.

Мавр вздрогнул.

«В этой квартире надо как можно меньше думать, — подумал он. — Похоже, что этот майор читает мысли.» И вновь испугался: «Боже, что же это я такое думаю…»

— Если уж я сочиняю, — продолжал Борщ, — то обязательно что‑нибудь оригинальное. И поэтому для вас я написал роль диссидента.

— Для меня?! — веницианский мавр подпрыгнул.

— А для Ирины — жены диссидента!

Здесь подскочила и жена «мавра». И оба они застыли перед лукавым взглядом майора.

— Ну, как вам нравятся ваши роли?

Прежде, чем ответить, Борис хотел было подумать, но, памятуя о прозорливости Борща, испугался.

— Даже и не знаю, — сказал он, не думая, — я ведь всегда играл положительных героев — передовиков производства, крупных военачальников, секретарей парторганизаций. Вы понимаете?..

— А Клавдий? — хитро спросил майор. — Тоже положительный персонаж?

— Во всяком случае, он мне ближе, чем любой диссидент.

Борис воодушевленно порол чушь, твердо зная, что за Клавдия ему ничего не будет.

— Скажем, — продолжал он, — с крупным военачальником мой душевный строй, многие мои мысли совпадают… конечно, не считая тех, которые не совпадают… а с диссидентом…