Бал шутов - [14]

— Многие ваши мысли не совпадают, не считая тех, которые совпадают? — смеясь, закончил Борщ.

— У меня с ними нет ничего общего! — закончил Борис, не пытаясь больше философствовать.

— Будет, — подмигнул майор, — будет, если постараетесь.

— Но он играл товарища Ленина, — напомнила Дездемона. — Не забывайте!

— Вот именно, — обрадовался Борис, — а теперь вы мне вдруг предлагаете сыграть Сахарова!

— Кто вам сказал?

— Или Солженицына. Как я могу играть такого человека?.. Помните сцену в «Архипелаге Гулаге», когда…

Борис запнулся.

«Боже, что я несу», — подумал он. Но было поздно.

— Нет, не помню, — ухмыльнулся майор. — Ну, и как вам понравился «Архипелаг»?

— Я его никогда не читал!

— Это бывает, — печально покачал головой Борщ. — Я ведь его, можно сказать, тоже не читал. А все помню… Тайны мироздания… Так какую сцену вы имели в виду?

— Как какую? Театральную… Я ж на сцене с девяти лет… Я ж мальчиком пришел в театр, из беспризорников, сразу после войны…

Сокол с опаской взглянул на прищуренные глаза Дзержинского и его подручных. Ему показалось, что именно в эту минуту «железный Феликс» отдает распоряжение о его ликвидации…

— Я играл «сына полка», юного разведчика, сирот, — понесло Бориса. — Спал прямо в зале. На полу. Почти не ел. Вы знаете, тогда был голод… Вернее, не голод, а просто нехватало продуктов. Немножко… Однажды так подвело живот, что во время спектакля я начал есть бутафорский батон. И поломал зубы. Не все… Некоторые… Вот, видите…

С перепуга «мавр» открыл рот и пошел на майора. — Я не дантист, — вежливо заметил майор, — и потом — вроде зубы все на месте.

— Выросли новые, — объяснил Борис, — я же тогда был еще мальчишкой…

— И к тому же, — продолжил Борщ, — я, как вы заметили, знаю всю вашу биографию… Если вы помните, я ваш поклонник.

Он ухмыльнулся.

— Если вы наш поклонник, — резонно спросила Ирина, — почему ж вы нас заставляете играть диссидентов — врагов народа? Почему бы нам не сыграть его друзей?

— Послушайте, — мягко произнес майор, — я обожаю театр, вы это уже, очевидно, заметили, но жизнь я люблю больше. Бумажным страстям я предпочитаю подлинные, и бутафорскому батону, о который мой любимый актер сломал свои молочные зубы, я предпочту горячий и хрустящий…

— Так их тогда не было, — в смятении вставил Борис.

— Я люблю, — продолжал «дож», — когда смеются не по указанию режиссера, а потому, что умирают от смеха, и мне нравится море, а не синие простыни, которые колышут два ассистента, и негры по рождению, и не намазанные ваксой, и чтоб волоы седели от страха, а не от перекиси водорода. Театру я предпочитаю жизнь. И роли ваши вы должны будете играть не на сцене, а в жизни!

Борис с некоторым ужасом смотрел на майора. Ирина уронила платочек.

— Это еще зачем? — спросила она.

— Милая моя, — взмолился Борщ, — неужто не ясно? Вы производите впечатление очень сообразительных людей… Чтобы посадить вас в тюрьму! Зачем же еще?…

Бориса качнуло. Он почему‑то явственно себе представил, как летят его зубы, и не от бутафорского батона, а от кулака надзирателя.

— Его в тюрьму?! — вскричала Ирина, указывая на Бориса.

— Не волнуйтесь, — успокоил Борщ, — вас тоже.

Он нагнулся, поднял платочек и галантно подал его Ирине.

— Разве вы об этом не догадались еще в машине? — удивился майор.

— Догадались, — призналась Ирина, — но мы бы хотели знать: за что? Хотя, — она печально улыбнулась, — вы можете посадить и просто так. У вас это прекрасно получается. Простите мой глупый вопрос.

Майор был искренне возмущен.

— Запомните, — строго произнес он, — эти времена канули в лету!

— Тогда за что же? — спросил несколько оправившийся Борис.

— Вы меня удивляете, — произнес Борщ. — От вас я этого не ожидал… Как это — за что?! Да за то, мои дорогие, что вы — диссиденты! Просто, как дважды два!

— Теперь все ясно, — «мавр» вытер пот со лба, — вы хотите из нас сделать диссидентов, чтобы посадить в тюрьму, а посадите в тюрьму за то, что мы — диссиденты.

— Что ж вы делали вид, что ничего не понимаете? — обрадовался майор.

— И сколько лет мы будем сидеть? — спросила Ирина. — Я надеюсь, что это уже известно?

«Все‑таки мы живем в замечательной стране, — подумал майор. — Никто не возмущается, не спорит, не дискутирует. В тюрьму — так в тюрьму, на каторгу — и туда все готовы. Каких удивительных людей мы сумели создать!»

Он с нежностью посмотрел на Бориса и Ирину.

— Не волнуйтесь, — мягко сказал он, — вы выйдете очень быстро… Ведь вам надо ехать на Запад. Вернее, мы вас туда вышлем…

Соколы окончательно одурели. Но кто знает, какие светлые перспективы могут неожиданно открыться перед простыми советскими людьми?..

— Зачем? — тихо спросил Борис.

— Что значит — зачем? — непонимающе проговорил майор. — За бомбочкой!

— Какой бомбочкой?!

И тут майор поднялся, бросил взгляд на «железного «Феликса, и Борису показалось, что тот одобрительно кивнул ему. Стало ясно, что «дож» будет произносить речь. И, действительно, голосом диктора, зачитывающего заявление ТАСС, он начал:

— Империалистические круги Франции и Израиля заняты разработкой новой, ужасной бомбы. Она падает — и все, что вы видите вокруг — заводы, фабрики, дома и даже театры — все остается…