Багратион. Бог рати он - [36]

— После взятия Пескиеры — мы господа на озере Ди-Гарде и над коммуникациями с Тиролем и Швейцарией. Сего мы и добивались, — пропустив похвалу мимо ушей, ответствовал Суворов великому князю. — Хорошо на сей раз дрались австрийцы. После Пескиеры у генерала Края выросли крылья — вон как устремился брать следующую крепость — Мантую. Так пойдет — куда с добром! Я ему и Тортону уступлю. А нам с князем Багратионом отсюда вперед и вперед надобно спешить.

Константин Павлович обратился к Багратиону:

— Еще в Петербурге был наслышан о ваших, князь, успехах. Полагаю, это не будет секретом, если скажу, что в первых же донесениях из сих италийских краев его величеству фельдмаршал Суворов назвал вас, князь, наиотличнейшим генералом, достойным самых высших степеней. От души, как солдат солдата, поздравляю вас, — протянул он свою руку и пожал Багратионову.

— Внимание вашего высочества ко мне — огромная честь, — произнес князь Петр.

— Как же, я хорошо помню вас, — продолжил Константин. — Мы с вами и с вашим зятем князем Голицыным чуть ли не в один день были удостоены новых назначений. Я — инспектора кавалерии, князь Борис получил полк конной гвардии и чин генерал-майора. Вы же были произведены в полковники и стали командиром Шестого егерского полка. Говорят, отличный стал полк.

— В боевых качествах Шестого егерского вы можете лично убедиться, ваше императорское высочество. Полк вот он, на этих позициях. Именно им, моим егерям, да еще приданным мне казакам я обязан всеми успехами.

— О нет, князь Борис рассказывал мне, что в самом наилучшем виде вы проявили себя еще до сего Италийского похода. Не так ли, любезнейший граф Александр Васильевич?

— Все, что известно его императорскому величеству и вашему высочеству о князе Петре, — то истина, — подтвердил Суворов. — Ныне же вы сможете и сами найти подтверждение сим справедливым свидетельствам. Верю: громкие победы Багратиона — впереди. И то, что ваше высочество изволили прибыть именно в авангардный отряд, делает честь вашей прозорливости. Именно отряду князя Петра предстоят наитруднейшие и в то же время самые славные дела. Но развивать наступление предстоит нашим главным силам, руководимым Андреем Григорьевичем.

Услышав о главных силах, великий князь выразил нетерпение:

— Если вы, граф Александр Васильевич, не имеете возражений, я, пожалуй, съезжу к Розенбергу.

Когда Константин, окруженный конвоем, ускакал, Суворов с облегчением вздохнул:

— Я уж и не чаял, как бы его от тебя, князь Петр, спровадить. Далеко ль до беды, когда бы он у тебя остался? Известно ведь: дурная голова не дает и ногам покоя. Вот и кинулся бы, необстрелянный, в огонь. За это — и мне б головы не снести. А ежели плен? Не миновать тогда позора и постыдного мира с супостатами. Вот что может наделать сей августейший пострел, не так ли, князь?

Багратион ответил не сразу. Видно, какая-то мысль пришла и ему. Потом неожиданно сказал:

— Строгостью августейшее высочество не одернешь. Запретительные приказы его лишь более распетушат. Тут, ваше сиятельство, хитростью надо воздействовать.

— Это же как? — вздернулся Суворов. — Назвать наше наступление ретирадою, чтобы упрятать его в обоз?

— Иногда, чтобы унять, следует не унизить, а, напротив, возвысить. Возвысить хотя бы в его же собственных глазах, — уклончиво ответил Багратион.

— Понял, — выкрикнул фельдмаршал. — Сунуть дитяти в руки игрушку. Погремушку какую, так? Токмо у меня здесь — война. Вон мы с тобою, князь, генералы, а не раз уже продырявлены. Оловянные же солдатики, они там, в Санкт-Петербурге и Царском Селе, остались, чтобы ими играться…

Войска Розенберга стояли как раз супротив Валенцы — города на противоположном берегу По. По ночам казаки вплавь переправлялись через реку и гарцевали под носом у французов. По ним постреливали, но не так чтобы сильно. Не уходит ли противник? Вдруг он, чтобы удержать крепость в Тортоне, решился бросить туда свои главные силы во главе с самим Моро?

Великий князь со своею свитою, к которой присоединился и генерал Милорадович, только что проехал на виду Валенцы и подтвердил: там, на высоком противоположном берегу, одни пикеты.

— Выходит, Моро и вправду покинул город, — нерешительно стал размышлять Розенберг. — Но для атаки все же у нас мало сил: я только что отдал приказ моим полкам подтянуться.

Молодцеватый, с красиво посаженной головой и широко развернутыми плечами, Милорадович произнес:

— Ждать — потерять время! Чему учит Суворов? Атака, натиск, штурм…

— От Александра Васильевича я только сей час получил повеление: отойти от Валенцы. Выходит, фельдмаршалу виднее: отошел или не отошел с главными силами Моро.

Повеление Суворова гласило: «Ваше высокопревосходительство Андрей Григорьевич! Жребий Валенцы предоставим будущему времени… Пока все ко мне переправятся, оставить обвещательный казачий пикет. Вы же наивозможнейше спешите денно и нощно российские дивизии переправлять через реку По для соединения в стороне Тортоны, собирая из всех прилежащих к месту наибольшее количество судов».

— Вот же перед нами, у Бассиньяны, переправа через По! Зачем, оставляя ее, искать переход в другом месте? — пожал плечами Милорадович. — Я бы, дорогой Андрей Григорьевич, не стал размышлять. И переправимся по мосту здесь, у Бассиньяны, и Валенцу с ходу возьмем. А соединившись с Суворовым…