Бабы, или Ковидная осень - [33]
– Пирожное-то хоть попробуешь? – не отрывая взгляда от экрана планшета, на котором висел рецепт, спросила внучка.
Варюша напоминала ей радостного щенка. Она относилась к миру с любопытством и жадностью, была нетерпелива к реакциям значимых для нее людей и сильно привязана к дому – пыльной трехкомнатной квартирке в кирпичном четырнадцатиэтажном, когда-то считавшемся престижным «цэковском» доме.
– Попозже, родная. Суп был прекрасен.
– Правда? – оживилась Варя. – Тебе понравился?
– Очень.
Маргарита Семеновна зашла в туалет, и ее тут же вырвало, под шум спускаемой из унитаза воды.
Начал бить озноб.
Не став снимать халат, она отбросила с кровати верблюжье покрывало и быстро юркнула под одеяло.
В шкафу лежала старая домашняя кофта, но дойти до шкафа не было сил.
На пороге комнаты очень кстати появилась неугомонная Варя:
– Марго, ты случайно не заболела? Тебе сделать чаю?
– Принеси лучше воды. И еще кофту мою зеленую, пожалуйста, дай, она слева, в шкафу. И наушники, они вроде на подоконнике.
– У нас крахмал есть? – выполнив ее просьбы, обернулась в дверях Варя.
– Не помню. – Натягивая поверх халата кофту, Маргарита Семеновна слышала, как у нее лязгают зубы. Воздуха в маленькой, забитой мебелью комнате катастрофически не хватало. Старую, еще с советских времен мебель не разрешал выбрасывать покойный бережливый муж, и из-за этого хлама – письменного стола, шкафа и двух уродских полированных тумбочек – они часто ругались. А вот не стало его – и у нее не поднялась рука «от этого хлама» избавиться.
– Рыбка, приоткрой окно.
– Марго, так холодно уже!
– Открой. Хочу послушать воздух.
Краем глаза она заметила удивленный внучкин взгляд.
У Вари с рождения были необычные глаза – серые, круглой, с приподнятыми веками, формы, что делало ее взгляд, в зависимости от состояния души – то слишком удивленным, то слишком радостным.
– Разве можно воздух слушать?
«Можно».
– Я оговорилась. Хочу подышать, – выдавливала из себя Маргарита Семеновна. – Не цепляйся к словам, Варя, просто открой окно.
Дохнуло прозрачной, прелой осенью.
Запах она ощущала скорее в голове: поздний сентябрь пахнет борьбой еще живого, но обреченного на скорую смерть, а потому отчаянно сопротивляющегося, испускающего из себя квинтэссенцию этой мучительно-прекрасной, непостижимой жизни.
Каждый год, каждую новую осень вот уже двадцать четыре года подряд Маргарите Семеновне хотелось от этого запаха долго-долго плакать – не думая о причине, не думая вообще ни о чем, просто выплакивать из себя то, что являлось ее силой и не давало ей возможности с этой же силой справиться.
Она прикрыла глаза и нетерпеливо ожидала, пока внучка сходит за водой, а затем снова покинет комнату.
Хотела побыстрее открыть свой «вирусный файл» и, просматривая его, наконец заснуть.
Маргарита Семеновна надела наушники, ткнула пальцем в первую попавшуюся в составленном внучкой плейлисте «Хиты девяностых», песню, и уложила гудевшую от предчувствия скорой боли голову на подушку.
Ветер, проникавший через форточку, обдавал лицо приятной и грустной прохладой.
Практически у каждого пожившего на свете, даже самого обычного с виду человека припасены в копилке памяти захватывающие истории из прошлого.
Такие истории, частенько разбуженные вином и сильно приукрашенные воображением, дают рассказчику, пусть ненадолго, ощущение своей исключительности.
Сосед по даче, ныне пенсионер, а в прошлом проектировщик, подвизавшийся в середине девяностых в коммерческой фирме, при монтаже палатки на «Октябрьской» перекрыл движение кортежа Руцкого.
Коллега Маргариты Семеновны, врач-акушер Екатерина Степановна в ту же эпоху была выдернута с банкета, чтобы принять роды у дочери всенародно любимой певицы.
Даже Маргаритин муж, законопослушный во все времена гражданин, покупая в те шальные годы сигареты в ночном ларьке, каким-то непостижимым и совершенно неправдоподобным образом – а именно своим внезапным появлением у ларька – предотвратил начинавшуюся, с его слов, «бандитскую разборку».
Бывало, захмелев, с интересом слушая застольные байки, Маргарита Семеновна пыталась поймать за хвостик свою собственную, достойную хотя бы пустячного эпизода в кино историю.
Но ничего не выходило. Она считала свою жизнь обычной, да и хорошим рассказчиком не была.
Зато у нее был «вирусный файл», источник, из которого она черпала многое: упрямство, терпение к повседневному и даже, что удивительно, радость жизни.
События последнего вечера сентября, сюжет которого и был содержимым файла, также происходили в благодатные на почти невозможное девяностых, а именно в девяносто шестом году. «Вирусными» же, как давно поняла Маргарита Семеновна, были его детали.
Неизменным оставалось черное, в «лапшу», купленное в магазинчике турецко-итальянских товаров платье; горящие то желанием, то болью его глаза; выжидающе лежавшая на полированной глади стола для совещаний черная, с полями, шляпа и крошечный кусочек яблока, застрявший в зубах любовника.
Детали – изменчивые отголоски реальных воспоминаний – постоянно добавлялись, приоткрывая неверной памяти все новые подробности.
Сложно представить, чтобы какие-то три часа, отведенные им с Петром двадцать с лишним лет назад таким относительным понятием, как время, могли вместить в себя столько всего.
Варвара Сергеевна Самоварова – красавица с ноябрьским снегом в волосах, богиня кошек и голубей – списанный из органов следователь. В недавнем прошлом Самоварова пережила профессиональное поражение, стоившее ей успешной карьеры в полиции и закончившееся для нее тяжелой болезнью. В процессе долгого выздоровления к Варваре Сергеевне приходит необычный дар – через свои сны она способна нащупывать ниточки для раскрытия, казалось бы, безнадежных преступлений. Два города – Москва и Санкт-Петербург. Две женщины, не знающие друг друга, но крепко связанные одним загадочным убийством.
В романе «Картонные стены» мы вновь встречаемся с бывшим следователем Варварой Самоваровой, которая, вооружившись не только обычными для ее профессии приемами, но интуицией и даже сновидениями, приватно решает головоломную задачу: ищет бесследно исчезнувшую молодую женщину, жену и мать, о жизни которой, как выясняется, мало что знают муж и даже близкая подруга. Полина Елизарова по-новому открывает нам мир богатых особняков и высоких заборов. Он оказывается вовсе не пошлым и искусственным, его населяют реальные люди со своими приязнями и фобиями, страхами и душевной болью.
В едва наладившуюся жизнь Самоваровой, полюбившейся читателю по роману «Черная сирень», стремительно врывается хаос. Пожар, мешки под дверью, набитые зловонным мусором, странные письма… Продираясь сквозь неверную, скрывающую неприглядную для совести правду память, Варвара Сергеевна пытается разобраться, кто же так хладнокровно и последовательно разрушает ее жизнь. В основе сюжета лежат реальные события. Имена героев, детали и время в романе изменены. Содержит нецензурную брань.
Трем главным героиням, которых зовут Вера, Надежда и Любовь, немного за сорок. В декорациях современной Москвы они беседуют о любви, ушедшей молодости, сексе, выросших детях, виртуальной реальности и о многом другом – о том, чем живут наши современницы. Их объединяют не только «не проговоренные» с близкими, типичные для нашего века проблемы, но и странная любовь к набирающему в городе популярность аргентинскому танго.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).