Бабы, или Ковидная осень - [29]

Шрифт
Интервал

А дальше – изложить полученный результат – со своими перчеными определениями, глубокомысленно сдабривая сказанное отточиями.

Но здесь хотели заглянуть за повседневность и не понарошку потревожить иной, опасный мир.

Мир, вход в который охраняла всякая нечисть вроде вчерашней цыганки.

Яна зашла в аккаунт отправительницы.

Доктор Марго не показывала лица – все фотки в аккаунте были сворованными в инете по темам к ее постам.

Яна тоже не показывала лица – не хотела случайно подпортить репутацию мужу.

Да и звали-то ее по паспорту не Яной, это имя любимой кошки тети Гали, странноватое для кошки, она выбрала себе когда-то в поезде в долгой дороге до Москвы.

Муж, с начала знакомства привыкший так ее называть, после торжественного раскрытия «страшной» тайны сказал, что имя кошки ему нравится больше, чем то, которым, теперь уже тридцать восемь лет назад наградила ее любившая только старшего сына мать.


Пройдя в дом, Яна первым делом тщательно обработала антисептиком руки.

Скинула ветровку и кроссовки.

Проснулся дремавший на диване в гостиной мопс свекрови и, похрюкивая, бросился навстречу.

Дверь в комнату свекрови была плотно прикрыта. За дверью едва слышно бубнил телевизор.

Схватив радостно запрыгивающего на нее песеля под мышку, Яна прошла на кухню. На плите стояла кастрюлька с борщом, который она сварила, прежде чем отправиться с Раевской на прогулку. Приоткрыв кастрюльку, Яна, улыбнувшись, отметила, что свекровь борщом не побрезговала; об этом также свидетельствовали вымытая, перевернутая тарелка и ложка, лежавшие на полотенчике возле раковины. Яна вспомнила, что сегодня, после занятий на площадке, свекровь должна была ехать в клинику, чтобы в качестве добровольца вакцинироваться от ковида.

Она уж было направилась к ее комнате, но, передумав, выпустила мопса и поскакала к себе наверх.

Устала свекровь…

Да и страшно ей, как и всем, хоть и держится по-прежнему скалой.

Чего уж переливать из пустого в порожнее, приставать с напрасными вопросами.

Вакцинировалась и хорошо. Главное в это верить.

Болтать попусту свекровь не любила.


Яна прилегла на кровать. Дом успел за день прогреться снаружи, и в спальне с предусмотрительно закрытыми на случай дождя окнами было душновато. Пахло лавандой, мешочки которой с успокаивающим нервную систему ароматом Яна еще с апреля, по совету Анны, стала заказывать на одном сайте.

Теперь эти мешочки, расплодившиеся за полгода, лежали везде – под подушками, в ящиках с бельем, в ванной между стопками полотенец, в шкафах и тумбочках.

Муж говорил, что стал лучше спать.

Яна открыла ноутбук и забила в поисковике:

«Как выяснить, жив ли человек?»

Первый же открытый ею сайт предлагал пять вариантов, последним из которых, как ни смешно, было гадание.

Она поправила строчку в поисковике:

«Расклад на Таро – жив ли человек».

Из предложенного поисковиком выбрала уже не раз опробованный сайт и перед тем как сделать расклад неизвестно на кого, с серьезным видом стала читать небольшую ознакомительную статью про это гадание.

Телефон, забытый на консольном столике, брякнул сообщением.

Отложив в сторону ноутбук, Яна потянулась и нехотя встала.

На мессенджер пришло от Анны:

«Мариную для гриля крылышки. Придешь?»

Надо же, какая умница, маринует крылышки!

Конечно, ей надо помочь!

И захватить к Раевским бутылочку красненького из нового, еще не открытого ящика – не для себя, для Анны.

Яна посмотрела на часы: часок-другой у нее есть, муж должен вернуться не раньше восьми-девяти.

Зато соседкин муж был дома – а куда ж ему деваться, с его группой риска по здоровью оставшемуся на дистанционке и довольствующемуся доходами от сдачи пяти квартир?

Вот с ним она и тяпнет, как рекомендовала та чудесная врач, по рюмочке-другой водки: вино и его любимый виски ему, как и ей, нельзя – уже в дверях она спросила гастроэнтеролога, что лучше пить диабетикам.

Перетаптываясь у шкафа, долго решала, что надеть.

Выбрала белую рубашку, у которой были такие соблазнительные пуговки: если расстегнуть три верхних получалось самое то – и маняще и вместе с тем невинно.

Подумав, Яна повесила рубашку на место. Из уважения к Анне, этой строгой греческой богине, расстегивать пуговки не стоило. А без этого трюка обычная хлопковая рубашка теряла всякий шарм.

Вздохнув, Яна выбрала новую футболку с ярким принтом – улыбающейся морковкой и черное приталенное худи с капюшоном.

Пока натягивала джинсы, позвонил муж и сообщил, что ужинает с потенциальными партнерами и раньше десяти вечера, к сожалению, не вернется.

Выходя из комнаты, все думала, что же ответить margo.

Внизу было тихо. Свекровь, вероятно, вставала – мопса нигде не было, а дверь в ее комнату была снова закрыта.

На всякий случай Яна приложила ухо к двери – за ней все так же, чуть слышно, перекрывая сопение мопса, гудел новостями телевизор.

Вскрыв ножом в коридоре ящик и вытащив из него бутылку красного, Яна вышла из дома.

Справа и слева от калитки, у забора, раскинулись яблоньки, в год переезда посаженные свекровью.

Яна сорвала несколько упругих красно-желтых плодов.

Она знала, что свекрови приятно, когда «дети» едят ее яблочки – когда говорила о своем сыне и Яне во множественном числе, она всегда называла их «дети».


Еще от автора Полина Федоровна Елизарова
Черная сирень

Варвара Сергеевна Самоварова – красавица с ноябрьским снегом в волосах, богиня кошек и голубей – списанный из органов следователь. В недавнем прошлом Самоварова пережила профессиональное поражение, стоившее ей успешной карьеры в полиции и закончившееся для нее тяжелой болезнью. В процессе долгого выздоровления к Варваре Сергеевне приходит необычный дар – через свои сны она способна нащупывать ниточки для раскрытия, казалось бы, безнадежных преступлений. Два города – Москва и Санкт-Петербург. Две женщины, не знающие друг друга, но крепко связанные одним загадочным убийством.


Картонные стены

В романе «Картонные стены» мы вновь встречаемся с бывшим следователем Варварой Самоваровой, которая, вооружившись не только обычными для ее профессии приемами, но интуицией и даже сновидениями, приватно решает головоломную задачу: ищет бесследно исчезнувшую молодую женщину, жену и мать, о жизни которой, как выясняется, мало что знают муж и даже близкая подруга. Полина Елизарова по-новому открывает нам мир богатых особняков и высоких заборов. Он оказывается вовсе не пошлым и искусственным, его населяют реальные люди со своими приязнями и фобиями, страхами и душевной болью.


Паучиха. Личное дело майора Самоваровой

В едва наладившуюся жизнь Самоваровой, полюбившейся читателю по роману «Черная сирень», стремительно врывается хаос. Пожар, мешки под дверью, набитые зловонным мусором, странные письма… Продираясь сквозь неверную, скрывающую неприглядную для совести правду память, Варвара Сергеевна пытается разобраться, кто же так хладнокровно и последовательно разрушает ее жизнь. В основе сюжета лежат реальные события. Имена героев, детали и время в романе изменены. Содержит нецензурную брань.


Ровно посредине, всегда чуть ближе к тебе

Трем главным героиням, которых зовут Вера, Надежда и Любовь, немного за сорок. В декорациях современной Москвы они беседуют о любви, ушедшей молодости, сексе, выросших детях, виртуальной реальности и о многом другом – о том, чем живут наши современницы. Их объединяют не только «не проговоренные» с близкими, типичные для нашего века проблемы, но и странная любовь к набирающему в городе популярность аргентинскому танго.


Рекомендуем почитать
Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.