Бабодурское - [7]

Шрифт
Интервал

Нет. Не бросил Саша Юлю. И первый десяток лет он исправно мыл, отмывал, протирал, замачивал и стирал. И за ней, и за их общими детьми. Дальше я просто не знаю. Утерялись все контакты. Думаю, что все у них хорошо.

Но я помню эту забавную историю и всехную вокруг (и мою тоже) печальную уверенность, что такой брак обречен. Потому что в нем женщина — не женщина, а чорд знает что вообще. А кому она нужна, когда она не женщина? Ни-ко-му.

— 17 —

Айфер

Это хорошая история. Это история грустная. Это история о милой турецкой девушке Айфер и о безымянном черноглазом юноше. Итак… Жила-была девушка Айфер. Жила она на пятом этаже моего дома и частенько забегала по выходным на второй — в мою квартирку с видом на невыносимо бесконечный Босфор. Айфер скидывала шлепки возле двери и мышкой проскальзывала в салон.

Надо сказать, что у ортодоксальных (запомните это слово, оно еще встретится не раз) турок нет гостиной в нашем — полуевропейском — понимании. Есть салон — эдакая комнатка, либо холл, либо что там у вас в доме имеется, где по вечерам собирается семья, где ставится обеденный стол, где возле телевизора сбиваются в стайки чьи-то дети. Там пьют чай и разговаривают «за жизнь».

Есть еще гостевая комната. Не гостиная, именно гостевая комната, в которую стягивают всю более-менее приличную мебель, расстилают ковры, и где в высокой горке с завитушками поблескивают гранями хрустальные стаканчики для того же чая. Гостевую содержат в идеальном порядке и открывают исключительно в целях почетного гостевания. О! Если вас запустили в «гостевую» — гордитесь. Вы важный человек! Вас уважают, вашим вниманием дорожат, вам хотят продемонстрировать семейное благополучие и проч. и проч. У меня, как у всякой порядочной ортодоксальной турчанки, имелась подобная коврово-бархатная цитадель. Но Айфер, будучи, во-первых, моей поднадоевшей соседкой, во-вторых, девицей юной и незамужней, претендовать на почетное гостевание не смела. Нет. Она шлепала шерстяными носками по плитке салона и забиралась с ногами на диван, затянутый в чехол — хранитель белой обивки.

— Лале абла, — журчала она на плохом турецком (родом моя подружка была из Анадолу, и от Стамбульского ее говорок отличался как… ну как, к примеру… да нет… у этих по-русски выходит куда лучше), — я не помешаю? Я посижу тут немножко.

— Сиди, сиди, дочка, — кивала я в ответ, матерясь про себя. Дочка (а все, что не замужем и моложе меня на пять лет, попадало под это определение) имела обыкновение замирать на ситцевых маках дивана часов по шесть, уперто тыча иглой в пяльцы, расшивая гладью уголки махровых полотенец и вздыхая.

Мы не разговаривали. О чем? Ну, скажите, о чем я — веселая москвичка с недурным стажем шатания по арбатским барам и классическим университетским образованием — могла поболтать с двадцатилетней девицей из Анатолийской деревушки? Правильно — ни о чем! Поэтому приходилось молчать. Я сидела за стареньким «пентюхом», набивая очередной перевод, а Айфер вздыхала без какой-либо просчитываемой периодичности.


Айфер была грустно некрасива. Некрасива эдакой незаметной, болотного цвета некрасотой, которую никак не замечаешь. Нос, губы, глаза — все усердно работало на эту некрасивость. Уродиной, увы, Айфер тоже назвать не поднималась рука, язык и проч. Так себе. Айфер. Кстати, Айфер означает «лунный свет». На этот раз у луны вышел некий световой казус. Бывает.

Одевалась моя бессловесная подруженька так, как положено девушкам, принадлежащим именно к этой группе населения славного Царьграда. Длиннющая бесформенная юбка, аналогичной безобразности кофтейка с растянутыми рукавами и платок. Ох уж мне этот платок — платочек. Он был то лиловым в желтых разводах, то синим с золотом, то совсем ромашково-простеньким. Он туго завязывался под подбородком и надвигался на узкий лоб. Иногда его стягивали на плечи, и тогда густые каштановые волны ликовали, подтверждая истину, что Аллах — мудр, и что, обделив в одном, в другом воздает обычно с лихвой.

Так мы и дружили. Молчаливо, нелепо, странно. По-моему, Айфер от меня шалела. Умение мое писать, читать, стучать по клавишам и красить губы повергало ее в трепет. А туалетный столик являлся средоточием грехов и соблазнов. Иногда, думая, что я не замечаю, она открывала крышечки кремов и разных дамских прибамбасов и нюхала. Нет! Попробовать все это великолепие Айфер не смела — но поглазеть — пощупать! Я заходила в ванную, возвращала баночки и флакончики на положенное место и пожимала плечами. Восток…

Поскольку родители Айфер были людьми серьезными, во всех отношениях правильными и глубоко верующими, судьбы своих дочерей (а было их всего пять) планировались жестко. Три (максимум четыре) класса школы, курсы Корана при ближайшей мечети, брак. Все как положено. Однако прежде чем отдать дочечку в надежные руки супруга, следовало ее обучить необходимым штучкам. Под штучками родители Айфер подразумевали уборку, глажку, готовку, вязание, вышивание, шитье и все то, к чему современная русская женщина склонностей не питает. Подобное обучение частично проходило в семье, а частично в «дневной школе» для девушек, куда Айфер ходила два раза в неделю, сопровождаемая сестрами и матушкой. Из школы она возвращалась ближе к вечеру, обогащенная новым методом верчения долмы или супер-модным способом вышивания гладью. Все бы так и текло-перетекало: гладко, неспешно, туманно… Но…


Еще от автора Лариса Николаевна Бортникова
Ростов. Книга 1. Лабиринт

2012 год. Ростов-на-Дону. После окончания школы Макар Шорохов отказывается от поездки в Европу и остается в родном городе для того, чтобы раскрыть тайну ростовского подземелья, где пропадают люди. По телевизору крутят сюжеты о древних кладах и таинственных орденах, об оккультных науках и секретных военных бункерах. Но что из этого правда? Макар решает во что бы то ни стало добраться до истины, еще не зная, что ему придется обыграть судьбу и самого дьявола, побывать в ином времени и пространстве, потерять лучшего друга и обрести любовь.


Охотники. Книга 2. Авантюристы

Приключения майора Артура Уинсли и Красавчика Баркера продолжаются. Артур в большевистской Москве. Он все еще следует приказу своего командования вывезти из России собранные контрреволюционным кружком Предметы. Красавчик же намерен устремиться на поиски Гусеницы, чтобы спасти брата. Однако планы приятелей рушатся и благодаря случайности (случайности ли) они снова встречаются. Рядом с ними опять оказывается небезызвестная Мата Хари. Хитрая пронырливая шпионка, как обычно, ведёт двойную игру. Вот только Бабочка, которой она пользуется, путает ей все карты… Исправить ситуацию может или майор, или гангстер… а лучше оба.


Зеркальный гамбит

Седьмая книга серии «Зеркало» – это шахматная партия на зеркально-гладкой доске. Старая, как мир, игра противоположных начал – Света и Тьмы, созидания и разрушения, технологии и тёмной магии. Две тактики игры – мужская и женская. Кто выйдет победителем? Или противоположности, как это часто бывает, сыграют вничью?


Гарнизон «Алые паруса»

– А я смог бы спроектировать дирижабль. - Инженер уставился на Полковника. Помолчал ещё с полсекунды. - Я вполне смог бы спроектировать и построить дирижабль.– И мы все бы улетели на Кубу, - прошептала Милка, но её никто не услышал.


Линейка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Восстановитель

Всё знаю! Про слабый сюжет, про откровенную рядомстоялость со "Звёздным госпиталем", про предсказуемый финал и проч. Но… Пусть будет, а?


Рекомендуем почитать
Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Дискотека. Книга 1

Книга первая. Посвящается Александру Ставашу с моей горячей благодарностью Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.


Ателье

Этот несерьезный текст «из жизни», хоть и написан о самом женском — о тряпках (а на деле — о людях), посвящается трем мужчинам. Андрей. Игорь. Юрий. Спасибо, что верите в меня, любите и читаете. Я вас тоже. Полный текст.


Сок глазных яблок

Книга представляет собой оригинальную и яркую художественную интерпретацию картины мира душевно больных людей – описание безумия «изнутри». Искренне поверив в собственное сумасшествие и провозгласив Королеву психиатрии (шизофрению) своей музой, Аква Тофана тщательно воспроизводит атмосферу помешательства, имитирует и обыгрывает особенности мышления, речи и восприятия при различных психических нарушениях. Описывает и анализирует спектр внутренних, межличностных, социальных и культурно-философских проблем и вопросов, с которыми ей пришлось столкнуться: стигматизацию и самостигматизацию, ценность творчества психически больных, взаимоотношения между врачом и пациентом и многие другие.


Солнечный день

Франтишек Ставинога — видный чешский прозаик, автор романов и новелл о жизни чешских горняков и крестьян. В сборник включены произведения разных лет. Центральное место в нем занимает повесть «Как надо умирать», рассказывающая о гитлеровской оккупации, антифашистском Сопротивлении. Главная тема повести и рассказов — проверка людей «на прочность» в годину тяжелых испытаний, выявление в них высоких духовных и моральных качеств, братская дружба чешского и русского народов.


Институт репродукции

История акушерки Насти, которая живет в Москве в недалеком будущем, когда мужчины научатся наконец сами рожать детей, а у каждого желающего будет свой маленький самолетик.