Бабье лето - [43]

– Ты обвиняешь меня в том, что я позволила ей уехать. Это ведь правда, Болтон? Ты меня обвиняешь?

– Нет. – Он потянулся к сестре, но та отстранилась. – Я не тебя обвиняю, Келли. Я обвиняю себя.

– Я тоже обвиняю себя. – Келли присела на диван. Во всем ее облике было видно страдание – она как-то странно осунулась, плечи поникли. – Почему я не привезла ее обратно к тебе, вместо того, чтобы везти в аэропорт? – Она выглядела несчастной. – Ты когда-нибудь простишь меня, Болтон?

– Эй… – Он сел рядом и обнял ее. – Здесь нечего прощать… – Она хлюпнула носом, и он достал из кармана свой большой носовой платок.

– Все будет хорошо, Келли. – Бросив взгляд на часы, он понял, что Вирджиния дожна уже быть дома. – Я позвоню ей прямо сейчас, и она все объяснит.

Он набрал номер, но по ту сторону линии опять включился автоответчик.

– Вирджиния… Это Болтон. Если ты дома, подними трубку. Если нет, то позвони мне сразу, как появишься. Позвони мне независимо от времени, – повторил он свой призыв.

– Может быть, ее еще нет, – предположила Келли.

– Может быть. – Болтон снова позвонил в аэропорт, чтобы навести справки о ее рейсе.

– Самолет совершил посадку вовремя, сэр, сорок минут назад, – прозвучал ответ диспетчера.

Пятнадцати минут вполне хватало, чтобы выбраться из местного аэропорта. Еще пятнадцать минут – и Вирджиния должна быть дома.

Болтон снова набрал ее номер. Четыре гудка, и никакого щелчка от автоответчика. Стиснув зубы, он слушал, как в трубке раздаются далекие гудки.

– Хочешь, чтобы я ответила? – спросила Джейн.

Волосы у нее торчали ярко-рыжими клочьями, на лице не было макияжа, а одежда выглядела так, будто ее только что вытащили из бельевой корзины, – что, впрочем, почти соответствовало истине.

Когда Вирджиния позвонила ей из аэропорта Тупело, Джейн перестала понимать, что делает, – к оранжевым спортивным штанам она надела куртку от пижамы, ноги в полосатых носках сунула в розовые теннисные туфли и выбежала из дома.

– Нет. Что ему можно еще сказать? – Вирджиния соскочила с дивана и пнула ногой свои сумки. – Но почему, Джейн? Почему?

– Все будет хорошо, Вирджиния. Я в этом уверена, – с наигранной бодростью заявила Джейн.

Точно такая же реакция сначала была и у Вирджинии. Отрицание. «Это не могло случиться со мной. Все в порядке«, – убеждала она себя. Но во время долгого перелета из Аризоны, сидя в неудобном кресле, одинокая и подавленная, Вирджиния вдруг ощутила злобу на весь белый свет. Сейчас она просто кипела от бешенства и негодования.

– Тебе легко говорить. Это не у тебя опухоль в груди, – громко и внятно проговорила она.

Джейн поднялась с дивана и, плача, обняла Вирджинию.

– Обопрись на меня, Вирджиния. Просто обопрись на меня, – со слезами просила она.

– О Боже, Джейн! Я не хотела. Ты же знаешь, – почти прокричала Вирджиния.

– Все в порядке, Вирджиния. Тебе есть от чего сойти с ума. Выплесни это на меня… Я крепкая, я помогу тебе, – говорила Джейн обнимая подругу.

Вирджиния опустила голову на плечо Джейн, и они обе зарыдали. Снова зазвонил телефон, напоминая, что за стенами гостиной существует внешний мир, – мир, не ведающий, что в груди у Вирджинии тикает бомба замедленного действия.

– Рак, Джейн… Я не могу в это поверить, – подавленно прошептала Вирджиния.

– Ты еще не знаешь наверняка. Врач ведь этого не утверждал, – пыталась ее ободрить Джейн.

– Он сказал, что вероятность – девяносто процентов, – заметила Вирджиния.

Когда она позвонила по номеру, который ей дала Келли, и услышала: «Добрый день, женская консультация», она была удивлена и заинтригована. Даже когда сестра соединяла ее с доктором Мейсоном, она совсем не ожидала услышать известие, которое пустит ее жизнь под откос.

– Боюсь, Вирджиния, у вас плохая маммограмма, – сказал доктор Мейсон. – Мы обнаружили опухоль в левой груди.

Вирджинии показалось, что она смотрит фильм, в котором невидимый доктор сообщает ужасное известие актрисе, играющей роль знаменитой писательницы. Актриса, конечно же, держалась храбро и стойко. У нее не тряслись руки, как у Вирджинии, и не потело от страха все тело.

– Должно быть, это какая-то ошибка, – произнесла тогда Вирджиния.

– Нет никакой ошибки. Рентгенолог сразу же это определила. Вот почему она сделала столько снимков. – Короткая пауза. – Местоположение опухоли не внушает оптимизма. У вас, возможно, рак.

Не может быть рака у женщины, которая прекрасно себя чувствует. И если женщина только что провела два дня в горах, занимаясь сказочной любовью с великолепным мужчиной, то у нее не может быть в груди опухоли.

Такое не могло с ней случиться. Только не сейчас. Не сейчас, когда она наконец решилась на самый рискованный шаг в своей жизни.

– Нельзя терять время, Вирджиния, – настаивал доктор Мейсон. – Я уже звонил хирургу и договорился об удалении новообразования.

Вирджиния почувствовала себя так, будто ее засосал торнадо, стремящийся вырвать ее из собственного дома, из собственной жизни, из собственной кожи. Ей хотелось рвать и метать, наорать на доктора Мейсона и рентгенолога, заставить их взять свои слова назад, убедить их, что это заключение является чудовищной ошибкой. Однако ничто бы ей не помогло. Ни своими словами, ни действиями она не могла изменить того, что нечто зловещее поедает изнутри ее плоть, что нечто безобразное калечит ей жизнь.